А вот еще одна бесплодная попытка:

– Я твердо верю, что нет никакой разницы между органическим и неорганическим. Это все равно что проводить границу между натуральным и искусственным. Я уверен, что сознание зарождается на уровне электронов, а то и ниже – на уровне еще неизвестных науке частиц. В первую очередь я имею в виду…

Наконец я спросил его в лоб:

– Дэлоуэй, так чего же вы на самом деле боитесь?

– Нефти, чего же еще?! – ответил он и тут же принялся оправдываться: он якобы размышлял о роли нефти и нефтепродуктов в развитии рака.

Здесь мне стоит в общих чертах рассказать о догадках Дэлоуэя насчет этой таинственной силы.

Гипотеза Дэлоуэя, основанная на его обширных познаниях в истории, геологии и оккультизме, заключалась в том, что неочищенная сырая нефть является кровью индустрии, современного мира и современных молниеносных войн не только в переносном смысле. У нефти есть воля и разум, неорганическое сознание или подсознание, а все мы – ее порождения, марионетки, создающие современную технологическую цивилизацию по ее строгим указаниям. Образовавшись в каменноугольный и смежные с ним периоды палеозоя из растительных и животных останков, впитав в себя черную эссенцию всей существовавшей на земле жизни, нефть – черное кладбище мистического прошлого со всеми его зловещими призраками – сотни миллионов лет выжидала, строя темные замыслы, лениво пульсируя под твердой шкурой планеты, побулькивая в непроницаемых болотах и доверху заполненных каменных бассейнах, курсируя по мириадам протоков, сквозь пористые каменные кости, пока на поверхности не зародилось существо, способное воплотить все ее замыслы в жизнь. Когда же человек обрел нужную восприимчивость и получил необходимые технические знания, коллективное нефтяное бессознательное принялось отправлять ему телепатические послания.

– Дэлоуэй, это безумие! – вырвалось у меня, когда я впервые выслушал его теорию от «а» до «я». – Неизвестно, существует ли телепатия вообще, а уж телепатическая связь между человеком и неживой субстанцией…

– Вам известно, что нефтяные компании тратят гораздо больше средств на лозоходцев, чем на геологов? – мгновенно парировал он. – На лозоходцев и те псионико-электронные приборчики, что зовутся «нефтеискателями»? Ученые могут сколько угодно говорить о ненаучности лозоходства, но люди, вложившие в нефть все свое состояние, верят в него. А что есть лозоходство, как не хождение по земле в поисках телепатического сигнала от… того, что под землей?

Вкратце гипотеза Дэлоуэя сводилась к следующему: не человек нашел нефть, а нефть нашла человека. В Венеции не обнаружили нефть; это нефть, будто слепое чудовище, потянулась к поверхности своими уродливыми щупальцами и в конце концов нащупала Венецию.

Все сходятся во мнении, что нефть – живительная сила, кровеносная система современного технологического общества с его автомобилями, грузовиками и самолетами, военными кораблями и танками, баллистическими ракетами и космическими машинами на вонючем топливе. В некотором смысле Дэлоуэй лишь развил эту теорию, поместив за кровеносной системой сердце, которое эту кровь гонит, и мозг.

Безусловно, во многовековом резервуаре, наполненном сложными соединениями углеводородов – парафином, битумом и прочими – с различной температурой, вязкостью и электропроводимостью, под воздействием многообразных вибраций, бесконечно воздействующих на стены резервуара, могли зародиться химические и физические эквиваленты нервов и мозговых клеток. А раз есть мозговые клетки, значит есть и разум. В блоках памяти некоторых компьютеров используются трубки с ртутью. А человеческий мозг прекрасно изолирован и защищен от внешнего воздействия костяными стенами и так называемым гематоэнцефалическим барьером – весьма похоже на нефть, находящуюся под защитой крепкого каменного черепа и земной плоти.

Взгляните на это еще с одной стороны. Согласно естественно-научному материализму и антропологическому детерминизму, свободная воля человека – иллюзия, а его сознание – лишь сопутствующий синдром, бесполезное подражание атомным и молекулярным колебаниям, создающим абсолютную реальность. При такой картине нефть куда больше подходит на роль основополагающей силы, нежели человек.

Дэлоуэй даже определил – или решил, что определил, – главное устремление нефти. Когда мы обсуждали космические полеты, он вдруг воскликнул:

– Я понял! Нефть хочет попасть на другие планеты, чтобы вступить в контакт с внеземной нефтью, впитать ее многовековую силу и мудрость…

Разумеется, над подобными доводами принято смеяться, а их рассказчиков – направлять к психиатрам. Нельзя исключать, что Дэлоуэй в самом деле был сумасшедшим или имел склонность к черному юмору. Вполне возможно, что он обманывал и запутывал меня ради забавы, что вся его теория была выдуманной, а страхи – притворными. Он мог воспользоваться моей доверчивостью и потешаться надо мной, а его ужасное исчезновение могло быть лишь жестокой прощальной шуткой – так, кстати, считает и полиция, несмотря на очевидные вещественные доказательства.

Но я знал Дэлоуэя несколько месяцев, знал о его страхах, видел, как он вздрагивает и дергается, слышал, как искренне и напористо он приводит свои доводы, присутствовал при рождении множества его догадок – и я не верю, что меня обманывали.

Я множество раз сомневался в Дэлоуэе и его словах, но в конце концов перестал скептически относиться к его нелепой гипотезе относительно нефти. Не знаю, как бы я отреагировал, если бы услышал подобное от другого человека в другом месте. Но мы находились в огромном мегаполисе, и теперь мне кажется, что он – лишний довод в пользу теории Дэлоуэя.

В туристических путеводителях Лос-Анджелес описывается как сверкающий, чарующий город с россыпью киностудий, апельсиновыми рощами, украшенными изысканной лепниной домами, бассейнами, пляжами, извилистыми шоссе, белоснежными развлекательными комплексами и современными заводами – авиационными, ракетными, компьютерными, – а также исследовательскими центрами и конструкторскими бюро. Из виду упускают то, что Город Ангелов, и особенно его южная часть, до Лонг-Бич, наполовину занят нефтяными полями. Вонючие индустриальные кварталы перемежаются с аэропортами и районами типовой застройки, и выглядит это парадоксально. В городе не найдется места, откуда не видны усеянные нефтяными вышками холмы, даже сквозь едкую пелену смога. Холм Сигнал-хилл, возвышающийся над Лонг-Бич, ощерился вышками, будто копьями, и картина эта страшнее сцен убийств, некогда совершавшихся на его пустынных склонах.

Когда я впервые увидел один из этих холмов, тот, что у Калвер-сити, то сразу вспомнил «Войну миров» Уэллса и марсиан с их высоченными треножниками, топчущими британскую землю. Мне казалось, будто передо мной точно такие же башнеподобные создания, готовые в любую секунду двинуться на меня, – этакий осовремененный Бирнамский лес из «Макбета», идущий на Дунсинанский холм.

Рядом с вышками можно увидеть их союзников – блестящие очистные башни и чудовищные угловатые крекинговые установки, играющие узловатыми мускулами труб, а также отряды серебристых нефтехранилищ, сквозь смог кажущихся свинцово-серыми, и огромные газовые резервуары в сопровождении опор линий электропередач: издали эти опоры напоминают все те же нефтяные вышки.