…Унылая, хмурая осень сменилась суровой зимой с ее буйными пронзительными ветрами и обильными снегопадами. Бескрайние пустоши Гаворта в мгновение ока были облачены в дивную белоснежно-алмазную мантию. Миновал Хэллоуин. Декабрь 1848 года — этот неумолимый, роковой декабрь — неотступно вступал в свои права.

Как-то тоскливым декабрьским вечером Шарлотта и Энн, покончив с дневными трудами, сидели в гостиной. Обе они были чрезвычайно озабочены и огорчены — болезнь Эмили упорно поедала сознание сестер, словно мерзкий червь-паразит, точивший древесину или пожиравший сладкое сердце спелого плода.

— Что нам делать?! — в отчаянии воскликнула Шарлотта, внезапно очнувшись от долговременного оцепенения, — Мы теряем ее, милая Энни! Я чувствую это! О, если бы только Господь послал ей чудесное исцеление! Я согласилась бы на любую жертву, только бы так случилось!

— Все мы во власти Создателя, — печально отозвалась Энн. — Нужно лишь верить, верить всем сердцем, и Благодать Господня снизойдет к нам, я в этом убеждена. Господь не оставит нас в трудную минуту: Он непременно поддержит наши силы и укрепит наш дух.

— Сейчас мое сердце болит лишь об одном, — с невыразимой горечью заметила Шарлотта, — Как сделать, чтобы наша любимая сестра Эмили вновь стала здорова и полна сил? Я чувствую, что не переживу ее кончины!

На несколько мгновений она смолкла, затем горячо обняла Энн и, мягко прислонив голову сестры к своему плечу, отчаянно продолжала:

— Она ведь словно сама стремится поскорее покинуть нас! Все ее существо подчинено некой фантастической жажде смерти! Странность ее поведения несказанно пугает меня: она ведь даже не желает видеть врачей и принимать лекарства! Она продолжает шить и следить за домом, теряя последние силы, и не позволяет нам даже намекнуть ей о ее болезни! Поистине наша милая Эмили являет собой совершеннейшее воплощение своей фамилии[81].

— Это точно! — отозвалась Энн, — Огненный конь Бронте, олицетворяющий молнию и гром, — вот подлинная натура нашей славной Эмили.

— И все же мы не должны сидеть сложа руки! — с чувством произнесла Шарлотта, — Мы не можем… мы не имеем права позволить ей погибнуть! Милая сестрица! Умоляю: придумай же что-нибудь! Подскажи, как смирить ее несокрушимый дух и подчинить ее непоколебимую волю доводам рассудка?!

— Боюсь, милая сестрица, это невозможно, — печально вздохнула Энн, — Эмили нипочем не станет считаться с рассудком, коль скоро его доводы противоречат ее воле. Так что из затеи вразумить нашу сестру ничего не выйдет, можешь не сомневаться.

— К сожалению, ты права, моя дорогая, — отозвалась Шарлотта, — и мне пришлось неоднократно в этом убедиться… Но, в таком случае, что нам остается? Смиренно сидеть и ждать, когда произойдет самое худшее?! Но это поистине невыносимо — уж лучше очутиться в неумолимой пасти Люцифера!

— Нельзя терять надежду! — с неожиданной решимостью воскликнула Энн, — Мы обязаны сделать все, что в наших силах, чтобы избавить нашу милую Эмили от страданий! Думаю, у нас есть шанс сделать это.

Глаза Шарлотты мгновенно загорелись радостным огнем — впервые за долгое время болезни Эмили.

— Не могу поручиться, возымеет ли этот способ какое-либо действие на Эмили — слишком уж много упущено времени…

— Говори! — нетерпеливо перебила ее Шарлотта. — Ради всего святого: говори, что это за способ!

— Наша возлюбленная сестра всю свою жизнь ощущала некое непостижимое единение с Природой и ее законами. В этом было что-то сверхреальное, мистическое.

— Верно, — подтвердила Шарлотта, всецело обратившись в слух.

— Но из всех явлений природы, из всех ее творений было нечто, особенно привлекавшее Эмили. Это нечто словно бы постоянно подпитывало ее силы, вдыхало в нее самое Жизнь! — патетично проговорила Энн, — Ты поняла меня, сестрица?

— Ну, конечно! — воскликнула Шарлотта, осененная внезапным озарением. — Вереск! Я помню, Эмили как-то сказала мне: «Самая суровая пустошь, заросшая вереском, — это и есть моя душа». Нужно добыть для нее вереск! Хотя бы маленькую веточку! Добыть во что бы то ни стало, слышишь, Энни?!

— Боюсь, это будет не так-то просто, — предупредила сестру Энн. — На дворе декабрь, все кругом замело, дороги к вересковым холмам стали непроходимыми.

— Это не важно, — твердо ответила Шарлотта. — В любом случае, я пойду. От этого зависит жизнь нашей дражайшей сестры.

— Я пойду с тобой, — отважно вызвалась Энн.

В печальных глазах Шарлотты мгновенно отразилась благодарность. Но едва это выражение обрело осязаемость, оно тотчас же сменилось неподдельною тревогой.

— Милая сестрица, прости, но я не могу этого допустить, — с горечью ответила Шарлотта. — Ты слишком слаба и хрупка для подобной прогулки. К тому же кто-то из нас должен остаться дома возле Эмили. Не подведи меня, сестрица: я всецело на тебя полагаюсь!

— Что ж, — смиренно отозвалась Энн, — пожалуй, ты права. Нельзя допустить, чтобы Эмили осталась без присмотра. Ступай спокойно: я за всем прослежу.

Шарлотта снова бросила на Энн исполненный скрытой тревоги взор. Она давно уже испытывала неизъяснимое чувство — тайный страх за младшую сестру. Последнее время Энн сильно недомогала. Ее, как и Эмили, стал мучить зловещий кашель — не столь упорный и яростный, как у сестры, но обнаруживающий уже все признаки закоренелости. Всякий раз видя Энн, Шарлотта с судорожным трепетом прислушивалась к ее тяжелому хриплому дыханию и с неимоверным трудом подавляла в себе отчаянный ужас.

И все же, как ни тревожило Шарлотту состояние Энн, в настоящее время даже это отходило на второй план: все меркло перед адскими страданиями Эмили, которые и Шарлотта и Энн ощущали всеми фибрами души, хотя сама Эмили, казалось, была счастлива в своих вселенских муках.

…Итак, Шарлотта, поспешно накинув пальто, отправилась в путь в поисках вереска — этой последней спасительной соломинки, которой надлежало сотворить величайшее чудо: сцепить Эмили с жизнью. На улице обильно валил снег и дул пронзительный леденящий ветер. Шарлотта плотнее закуталась в пальто и устремилась к покрытым изморозью вересковым холмам, могучая гряда которых громоздилась неподалеку от торфяных болот. Едва Шарлотта отошла на пару сотен ярдов от пастората, как ей вполне довелось убедиться в правоте Энн: все окрестные дороги замело снегом; толстый слой его, казалось, сровнял холмы с землею. На минуту пасторская дочь остановилась, прикидывая в уме свой дальнейший путь, а затем отважно побрела в северо-западном направлении, где, по ее расчетам, и находились торфяники, окруженные густыми зарослями вереска. Добираться до цели пришлось довольно долго: пронизывающий ветер с колючим снегом порывисто хлестал лицо и сбивал с ног. Шарлотте уже чудилось, что этой дороге не будет конца. Однако, спустя добрый час, пасторская дочь с немалым удивлением обнаружила, что зашла в самую гущу торфяников.