– По началу он был весьма обходителен и по-своему очарователен. Армейское чувство юмора давало о себе знать, но он умел его подать и не выглядеть при этом вульгарным. Помолвка была заключена, а дата бракосочетания назначена.

В какой-то момент… он стал настойчив, а я… уступила. Ведь это же мой будущий муж. Я поняла, что беременна, когда до свадьбы оставался всего месяц. Хотела сообщить ему это, когда гостила в доме его матери, в Лондоне, но случайно подслушала их разговор, где речь шла обо мне.

Он с упоением пил коньяк и курил сигариллы, сидя у камина в обществе своей матушки. И легко рассуждал о том, что скоро у меня не останется времени на то, чтобы заниматься общественной деятельностью, и мне никогда не войти в Комитет. А после того, как я рожу двух-трех отпрысков, меня можно будет отослать в какое-нибудь удаленное поместье.

Сидя рядом с Барбарой, чувствуя тепло ее рук и слушая рассказ, я ощутила, как по спине пробежал холодок. Образ Изабель снова встал перед глазами. Как и образ совсем молодой леди Бересфорд. Оби эти женщины были так похожи внешне. И обе оставались инструментами в руках общества, своих семей и мужчин.

Почему в конечном итоге все упирается в рождение детей и чертовы кровные узы? Разве это единственный возможный путь?

– Я почувствовала себя преданной и опустошенной, – продолжила бабушка после небольшой паузы. – Пожалуй, никогда в жизни я не чувствовала себя так. В каком-то забытьи я тихо поднялась в выделенную мне комнату, собрала чемодан, выбежала из дома и создала портал. В слезах рассказала все отцу, а потом со мной что-то произошло. Я пришла в себя в собственной комнате, через несколько дней после случившегося. Рядом был только лекарь. Своего ребенка я потеряла.

Здоровье моего отца резко ухудшилось, но он отменил свадьбу. А спустя шесть недель помолвка была уже официально расторгнута. После похорон… похорон лорда Бересфорда. Семья несостоявшегося мужа помалкивала, и история не утекла в газеты.

– Тот человек… – я развернула руки ладонями вверх и обхватила запястья Барбары.

Сейчас она выглядела так, словно у нее внутри все перевернули, перетрясли и вытащили на свет. Однако ни это, ни события прошлого не смогли сломить ее дух.

– Много лет как почетный член Комитета и завсегдатай клубов для джентльменов. Наслаждается курением сигарилл и коньяком, – она сказала это почти небрежно, но дальше тон голоса снова изменился. – Говорят, довел последнею жену до лечебницы…

– Но ты все-таки вошла в Комитет! – я попыталась смягчить тему разговора. Горевать больше не хотелось. Настало время для гордости, пусть с неприятным оттенком. Меня и так только что протащили через чужое время и жизни. – И даже руководила департаментом гуманитарных миссий…

– Да, – устало кивнула Барбара, хотя ее взгляд стал яснее, – только начинала я как самая рядовая магическая стенографистка на заседаниях, где еще долгое время почти не было места для женщин. А потом… стало некогда помыслить о детях.

– Мне жаль, – произнесла я немного заторможено. – Но я благодарна, что ты рассказала мне все это.

– Теперь ты понимаешь?

Я скупо кивнула и снова опустила голову. Потому что в глазах Барбары заметила кое-что еще. Особенные доверие и решимость.

– Кристина, я хочу, чтобы ты стала моей наследницей. Но еще я очень хочу, чтобы ты была счастлива.

Мне стало плохо. Руки задрожали на коленях. Совсем недавно я слышала, как Айрис говорит похожим тоном о счастье Драйдена. И сама сказала то же самое Бри.

Леди не закончила. Это было только начало ее просьбы. И, кажется, мне было известно наперед все, о чем она хочет сказать.

– Я видела, как ты изменилась. И как менялось твое отношение к мистеру Ван Райану… Только не отпирайся, прошу тебя! Но ты уверена, что не будь преграды между вами, ты смогла бы сейчас отказаться от выступлений, музыки и привычного образа жизни? От вылазок, которые сопровождаются риском, но уже часть тебя? Готова была бы стать скромной супругой, а в скором времени и матерью семейства?

Я молчала и бездумно смотрела прямо перед собой. Можно было бы закурить, закурила бы сейчас же. Видя, как разжались мои пальцы на ее запястьях, бабушка отпустила меня. Выпрямилась и продолжала ждать ответа. В конец концов, просто была рядом и дала мне волю. Но что с ней делать, с этой волей?

Я коснулась ладонью лица, будто очнулась от дурного сна, и вспомнила про записку Драйдена. А когда развернула листок бумаги, почувствовала, как зачесались глаза и нос.

«Мне следовало быть осмотрительнее. Прости, если чем-то напугал тебя вчера вечером. Но твое платье… Кажется, я немного недооценил его.

Счастливого Рождества, Кристина.

П. С. Надеюсь, не пройдет вечность, прежде чем ты сможешь без страха надеть эти звезды…»

Дрожащими руками я сложила записку. Слишком много в ней было эмоций, хоть этого и не скажешь сразу. До боли и, кажется, до крови я прикусила губу. Только чтобы не зарыдать. Только не на глазах у Барбары. Не после ее слов.

Нужно было набраться сил и храбро ответить бабушке «да, готова!», но я не могла заставить себя произнести эти слова. Потому что сейчас они будут ложью. Может, не случись разговора с Айрис, я бы продолжила лететь в этот омут очертя голову. Не думая про планы на меня и статус Драйдена. Не думая, смогу ли соответствовать ему. Не думая, что мне всего двадцать один и я просто хочу жить… И даже не боясь оказаться следующей жертвой Маркуса Ван Райана в той странной игре, что он ведет с собственным сыном. Как когда-то стали Селестия и Герта. Как Валери.

Мне не нравилась ни одна из развилок, что настойчиво предлагала судьба. Но я должна принять решение. То, что будет лучше для всех. Но где гарантия, что мой выбор верен?

***

– Кристина, ты хотела меня видеть?

Драйден поднял взгляд от документов, когда я вошла в кабинет и застыла на месте. Он сидел во главе директорского стола и смотрел на меня, чуть нахмурившись. Нас разделяла длинная отполированная деревянная поверхность. Словно прямоугольный зеркальный пруд. В воздухе витал аромат крепкого черного кофе. Такого, как любил хозяин этого кабинета. А это значит, что он, возможно, провел здесь ночь. Работал. Хотя его вид ничем не выдавал этого. Наоборот, Драйден выглядел как будто чуть более оживленным.

Я молчала, а эхо прозвучавшего вопроса все еще окутывало меня. Мне захотелось на миг прикрыть глаза и горько улыбнуться. В голосе Драйдена не было привычной холодной стали, как не было и укора. Наоборот, слова прозвучали неожиданно мягко. Но я не знала, что ответить. Не могла выдавить даже приветствие. Лишь рассеянно кивнула, когда почувствовала настороженность в его взгляде.

Он положил перьевую ручку на небольшую стопку бумаг и отодвинул ее в сторону. На его руках снова были перчатки. Потому, что Драйден знал, что я приду, или это уже вошло у него в привычку?