– О тебе и твоем Сархаде болтают даже у нас. Он хоть красивый?

– Да, очень, но…

Друст подошел к ковру, всмотрелся:

– Действительно, вполне. Не будь у него такое злое лицо, я бы даже назвал его красавцем.

– Он не злой…

– Хватит разговоров. Я завтра ухожу с Седым. Может быть, вернусь к Самайну. Может быть, останусь на границе на всю зиму.

– Но если… Друст, если до Самайна я смогу вернуться в мир людей, что тогда?

– Тогда? Не знаю, – он ответил резче, чем хотел. – Ты вернешься к мужу, а меня в мире людей не ждет никто.

– Прости меня… – тихо проговорила Эссилт, взяла руку Друста, осторожно погладила.

И неожиданно для самого себя он спросил:

– Ты поцелуешь меня перед дорогой?

Эссилт испуганно вздрогнула.

Друст молча вырвал руку, развернулся и сбежал вниз по лестнице.

Сейчас его в первый ряд пускать нельзя. Пока не успокоится.

Нет, насколько же странные существа эти люди! – если они способны бояться, то они могут быть мудры или безумны, кто как; но если они теряют страх, то вместе с ним – и остатки разума.

Этот жеребенок от ярости способен полезть куда угодно… свернуть свою шею, а то и кого-нибудь из Охотников с собой прихватить.

Нет. Этого не произойдет. Пока не остынет – будет совершенно случайно оказываться в задних рядах. Он стреляет неплохо, от него и в последнем ряду польза.

Приближался Самайн, и весь Аннуин охватило радостное возбуждение. Кто готовился похвастаться новым нарядом, кто – новыми чарами, кто – новой недоброй шуткой. Мысли, мечты, замыслы заполонили замок, подобно тому, как человеческий чертог гудит от бесчисленных разговоров. Здесь творилось нечто похожее, но – в мире мыслей и чувств.

И лишь Эссилт была безучастна.

Ее даже и не пытались спрашивать – на нее легло клеймо отчуждения, прежде наложенное лишь на имя Сархада. Сейчас отстраняющаяся ото всех «человеческая королева» стала действительно чужачкой, далекой от Волшебного мира больше, чем в первые дни. Она предпочла им всем Коварного, предателя и преступника, она не скрывала этого – и ее чурались все, кроме самых ласковых и добрых фэйри да старенького брауни.

Эссилт не желала ничего этого осознавать. Уже второй месяц она проводила на галерее, которую успела возненавидеть. Аннуин теперь был для нее лишь темницей, откуда она хотела вырваться любой ценой. Сходя с ума от ожидания, она была готова винить в своем заточении всех – Арауна, Рианнон, даже Сархада, который солгал ей. Разум твердил королеве, что Сархад не обманывал ее, но безумие ожидания было сильнее любых доводов.

…миг, когда языки пламени на ковре сдвинулись, она пропустила.

Огонь уже полыхал, и Эссилт не поверила своим глазам. Она бросила шитье, подскочила к ковру – тканый рисунок мастера ожил и медленно поднял руку с зажатым в ней золотым кольцом.

Хорошим вышло. Удалось.

Н-да, никаких других радостей мне не осталось теперь, кроме ощущения себя – сущим, когда завершишь действительно трудную работу. Эта счастливая усталость, когда приходишь в себя после нее.

Возвращаешься в себя.

Потому что во время, пока ты куешь, твой дух, твоя жизнь, всё, что ты можешь назвать собой, перетекает в руку, а из нее – в молот. Твоя жизнь – в нем; тело – инструмент при молоте, а не молот – инструмент при теле.

А когда работа закончена, то – приходишь в себя.

Немного я знал радостей выше счастья завершенного творения. Рианнон оставила мне самое дорогое, что бывает в жизни…

– Почему ты так долго?! – крикнула Эссилт, вбегая. – Я ждала с начала осени, а ты…

Сархад Коварный растянул губы в усмешке, так знакомой некогда его врагам:

– Но ведь ты так любишь Аннуин…

– Я ненавижу его! – яростью зазвенел голос королевы.

– Но ведь Араун…

– Ласковый тюремщик!

– Но разве Рианнон не заботится о тебе? – Эссилт не слышала иронии в его голосе.

– Она запирает меня здесь! Я ненавижу их всех… всех!

– И меня? – прищурился Сархад.

– Да! Почему ты столько вре…

– Довольно! – он схватил ее за плечи, развернул к окну и толкнул вперед. – Хочешь уйти от нас?

– Да!

– Навсегда?

– Да!!

– Так уходи!

Эссилт вдруг с невероятной отчетливостью увидела окно в Тинтагеле и мужа в королевском зале.

– Ма-а-арх!.. – в отчаянье закричала королева.

Король – там, немереные лиги пути, за гранью бытия – обернулся. Ему почудился голос…

…Сархад разбежался и что было сил метнул кольцо туда, сквозь два окна, сквозь грань двух миров, сквозь границу мечты и жизни, сквозь невозможное…

…Переплет окна разлетелся, словно вышибленный валуном из катапульты. Куски металла и мелкое крошево слюды разбросало по полу. Посреди этих осколков ярче солнца сияло золотое кольцо.

Марх подбежал, безотчетно схватил его и бросился к окну.

Напротив, на расстоянии не более десятка локтей, он увидел другое окно, а в нем – бледную, перепуганную Эссилт и рядом с ней высокого сидхи с золотом в черных косах…

…всего на миг.

Видение исчезло. Лишь хмурое серое небо Корнуолла.

Разбитое окно замка. И золотое кольцо, зажатое в ладони.

– Получилось… – выдохнул Сархад, отойдя от окна. – Ты понимаешь: у нас получилось! Мы добросили кольцо. Теперь твой муж найдет тебя.

Эссилт тряслась в беззвучных рыданиях.

Сархад подошел к ней, погладил по волосам:

– Всё в порядке, малышка. Всё уже позади. Скоро здесь будет твой Марх, он заберет тебя в Тинтагел… Ну-ну, успокойся, маленькая королева. Прости, что я старательно злил тебя – просто я боялся, что иначе мы не дотянемся до Корнуолла.

– Т-ты нарочно м-медлил с-с работой? – пытаясь сдержать дрожь, спросила Эссилт.

– Нет. Я же сказал: «не раньше начала осени». Создать кольцо-путь не так просто, даже для меня.

Слезы наконец хлынули из глаз королевы, и Сархад, вздохнув, прошел через мастерскую и протянул женщине кувшин воды:

– Пить не советую, это не лучшая вода, но хотя бы умойся. Я отвык от вида женских слез за эти века.

Эссилт молча повиновалась, мастер отнес кувшин на место и вернулся к ней.