– Наоборот, – улыбнулся Араун, – выручишь. Меня расспрашивают о тебе, а я не знаю, что ответить.

– Что именно? – Седой присел рядом.

– Но… тебе не будет скучно разговаривать со мной? – осторожно спросила Эссилт.

– Напротив, я шел к тебе. Мы с Арауном привыкли вдвоем быть с одной и той же женщиной. Не менять же многовековую привычку из-за того, что Риэнис сейчас… занята?

При этих словах Король-Олень усмехнулся, а Эссилт густо покраснела.

– Прости, – примирительно сказал Седой. – Так о чем ты хотела спросить?

Иголка на миг замерла в пальцах королевы. А потом Эссилт задала самый неразрешимый для нее вопрос:

– Скажи, что такое ан-дубно? И что за тварей вы бьете?

Седой прищурился:

– Ты хорошо умеешь спрашивать. Если я скажу тебе, что ан-дубно – это преисподняя, это будет пустой звук. Если скажу, что это мир страхов, – яснее не станет. Попробуем так. Вот представь себе дом. Этот дом красив или безобразен, грязен или чист, в нем живут в согласии или в ссорах – неважно. На самом деле, в любом доме есть и то, и другое. Где-то больше счастья и красоты, где-то больше злости и грязи. Повторяю, неважно.

– Тебе неважно? – переспросила Эссилт.

– Мне, – кивнул Охотник. – Потому что в один злосчастный день море может выйти из берегов и смыть дом – со всем добрым и всем дурным, что там есть. Вот это море и есть ан-дубно. Стихия, существующая вне закона. Добрый закон хорош, злой закон жесток, но они оба – закон. Ан-дубно – это полное отсутствие законов, это даже не преисподний мир, это слепой хаос, никаким миром так и не ставший. Ни добрым, ни злым, ни прекрасным, ни уродливым.

Эссилт медленно кивнула, размышляя.

– А твари ан-дубно, что они такое?

– А вот этого, моя маленькая госпожа, не знает никто. Даже я. Каждый из нас дает им то имя и тот облик, который он считает вместилищем ужаса. Они – выплески бесформенного мира, у них нет ни тел, ни обличья.

– Но вы убиваете их?

Седой вздохнул:

– Это было бы слишком просто. Госпожа моя, они – вне жизни и смерти. Значит, убить их нельзя.

Он подумал, ища сравнение:

– Вот представь: в лесу разожжен огонь. Если пламя будет слишком высоким, оно может достать до нижних ветвей деревьев. Если переложить костер, пламя не обожжет листву. Но это будет тот же самый огонь. Тот же самый костер. Опасный для деревьев или нет, но – один. Сместить всего несколько поленьев – и он из гибельного превратится в мирный и наоборот.

Араун, внимательно слушавший, добавил:

– Разница лишь в том, что костер разожжен кем-то, а ан-дубно – гм, похоже, эта гадость существует вечно.

Седой пожал плечами:

– Древнее меня – это всё, что я знаю.

Что я всегда ценил в тебе, Седой, – что ты не враг и не друг. Как враг ты был бы слишком опасен, а друг… друг подводит редко, но именно тогда, когда ты больше всего уверен в нем.

Ты же сам по себе, Страж ан-дубно.

Тебе нет дела до бед и радостей в том доме, который ты защищаешь от ярости моря.

Когда весь Аннуин стонал от злых шуток Сархада, ты и слышать не хотел о наших бедах. Я тогда просил тебя о помощи – ты равнодушно ответил, что Сархад – не тварь ан-дубно. И даже когда Сархад и Морвран выпустили этот ужас на равнины Ллогра, – даже тогда ты, обуздав эту стихию, больше не помог нам ничем.

Ты оставишь нас самих разбираться с любым злом, если оно имеет имя и облик.

И никому из нас не понять, от какого кошмара нас защищаешь ты и твоя Стая…

– И ты пришел сюда, в Прайден, вместе с первыми людьми? – продолжала спрашивать Эссилт.

– Наверное, – пожал плечами Седой. – Я не совсем «здесь», для меня нет разницы между этими землями и теми, что за Водой. Ужас ан-дубно – он везде, и я – везде.

– Но ведь Аннуин стал твоим домом?

Охотник вздохнул, улыбнулся:

– К этим землям меня привязала Риэнис. Здешние люди были сильны духом, но слабы перед буйством ан-дубно, их боги могли немногое сделать для их защиты. Мне стало жаль их. Тогда я даже жил среди людей…

Эссилт выронила шитье. Догадка озарила ее:

– Ху Кадарн? Ты? Могучий Пес? Ты – из прародителей и защитников людей? По твоему имени наш остров зовут Инис Кедайрн?!

Не спрашивай меня об этом, маленькая госпожа. Это было давно.

Так давно, что будто и не со мной.

Ху Кадарн умер. Он был человеком… отчасти. И он умер, как все люди. Его больше нет.

Он был Псом, Эссилт, а я – Волк. Он был домашним псом людей, он служил им, как служат все верные псы.

…И наши с Риэнис дети тогда рождались людьми. Оборотнями, да, но – человеческое начало в них было сильнее. А зверь? – зверь в них был псом, не волком…

Прародитель? смешно! Людей тогда хватало и без наших с Риэнис малышей.

Ты спрашиваешь, кто же такой – прародитель? Это не тот, от чьих чресл произошли все люди. Это тот, чьи потомки обладают подлинной властью. Не троном, не короной – властью над душами. Над сердцами. Наши дети были такими…

Но, Эссилт, гордость людей требует, чтобы они сами вершили свой путь. Ху Кадарн ушел. И тело его сожгли с превеликими почестями. Могу даже каирн показать, где его прах… каирн почти зарос, но я помню дорогу туда. Это так по-человечески забавно: приходить на свою могилу.

Эссилт, я могу лишь повторить: люди сами способны справиться со своими бедами. Без Ху Кадарна им было бы тяжело, но они выжили, поверь. А вот без Седого…

…чьи потомки обладают властью над душами.

Не из их ли числа – Мейрхион, отец моего Марха? Пусть он из Эрина, но мало ли браков было меж нашими островами. Не верится мне, что возлюбленный Рианнон и отец короля Аннуина был обычным человеком. Захоти Марх, он мог бы быть и богом – а боги не рождаются от простых смертных.

Боги не рождаются от простых смертных! Значит, и мать Арауна… что же, Араун – из числа потомков Риэнис?

Впрочем, разве это важно?

Это было бы важно для людей – кто из чьего рода. А боги и те, кто равен им силой, – они взяли свое могущество сами. Так работа великого мастера хороша не золотом и каменьями, а его искусством.

Осень. Зеленая листва медленно уступает место золоту, по утрам гуще туманы, по ночам звонче и пронзительнее блеск звезд.