Какой народ – неважно.

Люди, сидхи – ей всё равно.

Как я не понял этого сразу! Она не умеет любить – вообще. Она любит только власть! Власть и восторги.

С какой радостью она поспешила сменить Марха на Арауна! А я было подумал, что она действительно любит дядю!

Нет, вот то единственное, что ей дорого: весь Муррей пришел смотреть на ее танец с королем.

А я… я люблю ее – не королеву, женщину. Я всё бы отдал, чтобы снова сжать ее в объятьях.

– Мой Друст…

Он слышит негромкий, до боли знакомый голос.

Он поднимает глаза и видит – Эссилт. Ее голос, лицо, глаза, наряд…

…А танец не прерывается.

– Кто из вас – настоящая?!

– А это важно? Ты хочешь быть с той, кого любишь, разве нет?

– Ты, это ты обманула меня в Бельтан?

Ее губы изгибаются в улыбке, и она тихо отвечает:

– Я люблю тебя, Друст.

Ее глаза горят призывно:

– Пойдем. Это наш танец. И это наша ночь.

Две пары в одном танце. Вот только – одна ли королева? Или в глазах двоится? Или их и вправду две?

И как Араун с Друстом не путают своих леди?

Неспешный Араун и порывистый Друст. Робкая красавица с одним и властная повелительница с другим.

На миг сойдясь в танце, женщины смотрят в глаза друг другу. Эссилт глядит на Эссилт.

И королева Корнуолла улыбается и кивает, отдавая Друста.

Отдавая не сопернице – подруге.

…Гребень падает, и тяжелые золотые косы, словно змеи, оплетают его.

– Эссилт…

Разум кричит: «Что ты делаешь, это обман!» – но влажные жаждущие губы касаются его лица, и нельзя не ответить…

– Друст… любимый мой, желанный мой…

Ее руки, властные и нежные, ласкают его тело, проникая под одежду, и огонь желания пронзает плоть, а она гладит его, словно горшечник – глину, словно лепя из него, подчиняя себе и сводя с ума…

Неистовый и покорный, он отдается ей… или берет ее? – сейчас это одно и то же.

«Эссилт никогда не была такой смелой!» – твердит разум. Но тело не может противиться приказам рук Владычицы, снова и снова повинуясь ей.

Она садится на него верхом и шепчет:

– Мой жеребец… лучший из жеребцов…

«Лучший из! – пытается сопротивляться разум. – Сколько таких у нее было, и сколько таких будет после тебя?!»

Но бешенство страсти захватывает их обоих, и всадница (Эссилт? Риэнис? – неважно!) изо всех сил вцепляется в своего жеребца, чтобы только удержаться на нем, обезумевшем от желания.

– Самый лучший… – повторяет она потом, прильнув щекою к его груди. – Самый лучший… Я люблю тебя…

Спи, Друст. Я не хочу, чтобы ты видел, как я уйду.

Ты проснешься и будешь гадать, точно ли Риэнис приняла облик твоей госпожи, или это сама Эссилт наконец ответила на твою любовь.

Спи, Друст. Ты достаточно смел, чтобы ходить с Седым по ан-дубно, ты бесстрашно заглядывал в лицо небытию, но – смелости заглянуть в свою душу тебе не хватает. Ты никак не осмелишься признаться, что готов любить другую женщину. Не Эссилт.

Что ж, я готова приходить к тебе в ее облике. Ты уже мой, Друст, ты простил мне первый обман и согласился на второй… тебе не достает смелости сказать самому себе, что тебе нужна Риэнис, а не Эссилт, – пусть так.

Лги себе, мой Друст.

Это так по-человечески: лгать не другим. Себе.

Рассвет. Эссилт смеется от счастья, как ребенок. Араун молча улыбается, пристально глядя на нее.

Она подбегает к нему:

– Спасибо тебе, мой король! Это была самая волшебная ночь в моей жизни.

– Лучше Бельтана? – спрашивает он, приподняв бровь.

– Лучше. Тогда все словно обезумели, тогда сила бушевала, и это больше страшно. А сегодня – эти танцы, эта музыка… такой красоты я никогда раньше не знала.

– Тебе достаточно пожелать – и это будет каждую ночь.

– Но… но ты же не станешь проводить в танцах со мной все ночи напролет?

– Все – нет, но и кроме меня желающих найдется немало. Тобой восхищаются многие сидхи. А они все до одного – прекрасные танцоры. Лучше меня. Тебе нетрудно будет найти кавалера.

– Да… – она отвечает растерянно, думая о своем. Идет к шалашу и поднимает из травы недошитый ковер.

– Да, – горько повторяет она, – сидхи все до одного прекрасные танцоры.

Араун усмехается: начать разговор будет легче, чем он предполагал.

– Вот о ком ты думаешь? Тебе не нужны все сидхи, тебе нужен только один. Кстати, он когда-то танцевал действительно великолепно.

Окно-око: Сархад

Араун, зачем ты мучаешь девочку?! Тебе отлично известно, что она мечтает освободить меня! Проклятье, я готов искать свободы только затем, чтобы она перестала терзаться из-за моего заточения!

Ты жесток, Рогатый Король… Ты знаешь, каким плясуном я был в молодости. Или ты почувствовал, что я смотрел на вас всю эту ночь, что я мечтал оказаться на твоем месте, – и теперь ты хочешь уязвить больнее?

Но зачем?

Я пленник, с места мне не сойти – ни ради радости Эссилт, ни ради мести кому бы то ни было.

Зачем насмехаться надо мной и мучить ее?

Или… это не жестокость? Тогда что?

Что за игру ты затеял, Араун?

Чего ты хочешь от нас с Эссилт?

– Зачем ты говоришь всё это?! – со слезами в голосе воскликнула королева. – Ведь ты знаешь, что Сархада освободить невозможно.

Араун выразительно покачал рогатой головой.

– Он может быть освобожден?! – у Эссилт перехватило дыхание.

– Может.

– Кем?!

Король усмехнулся:

– Одним из обитателей леса Муррей.

– Не мучь меня! Кто он, где?!

– Здесь.

Араун растянул губы в улыбке.

– Ты-ы-ы? – выдохнула Эссилт.

– Нет, – беззвучно рассмеялся Король. – Ты.

– Я?.. Не шути так жестоко.

– Эссилт, – Араун совершенно серьезен, – послушай.

Он берет ее за локоть, усаживает на траву, садится напротив. Глаза в глаза.

– Эссилт, ты хочешь освободить Сархада?

– Да…

– Действительно? Ты готова ради его свободы…