Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нужно было найти способ усилить каждое из них, чтобы оно пробилось сквозь кокон инвертации — и затем как-то нейтрализовать, чтобы оно не душило, глушило и ослепляло своего хозяина. Прийдя в совершеннейший восторг, мое воображение заработало на полную мощность.
Домой, после занятий, мы с моим ангелом уже совершенно открыто вместе отправлялись. Нужно же ревизору, уже вернувшемуся к наблюдению за группой, ознакомиться с прогрессом обучающегося по индивидуальной программе.
Каждый день я упрямо делилась с моим ангелом этим прогрессом — он, казалось, не слушал меня, погрузившись в какие-то свои размышления.
На мои вопросы о том, чем занимаются мои соученики, и особенно Тень, он отвечал неохотно и односложно.
Дома он обычно заявлял мне, что ему нужно подумать над отчетом, и отправлялся во двор.
Чтобы чем-то занять себя, пока он перебесится, я начала по вечерам записывать каждый случай проникновения в инвертацию. И неожиданно для себя увлеклась их сравнением и анализом.
Через пару дней, просидев над этим анализом всю ночь и с интересом рассматривая его результаты, я вышла во двор.
— Слушай, — обратилась я к моему ангелу, лежащему на шезлонге с закрытыми глазами и руками, заброшенными за голову, — у меня тут что-то вроде психологического портрета ребят Стаса получается. Может, ему покажем?
— А может, Игорю позвоним? — ответил он, не открывая глаз.
— При чем здесь Игорь? — растерялась я. — Мы же ему вчера звонили — что у него нового могло за день появиться?
— При чем здесь Игорь? — вскочил мой ангел с шезлонга. — А может, ты вспомнишь, что у тебя … у нас ребенок там один остался?
— Да он уже не ребенок! — неожиданно для себя принялась я оправдываться. — И он там совсем не один!
— Ах, да, конечно! — крайне неприятно улыбнулся он. — Как я мог забыть? Он же у Марины под надзором. А ты случайно не обратила внимание, что он уже не только на нее, но и на Стаса работает?
— Да что в этом плохого? — Я все еще пыталась его урезонить. — Что плохого в том, что он учится? Рано или поздно ему этот опыт пригодится.
— В самом деле! — вообще оскалился он. — Что плохого в том, что все учатся? Причем работать на Стаса. Чего волноваться? Ведь рано или поздно мы все здесь, под его руководящей дланью, соберемся и будем жить все вместе долго и счастливо. А может, даже раньше? — Глаза у него сузились, как две бойницы. — Что ему стоит пойти нам всем навстречу и довести до конца ту аварию, которой ты помешала?
На земле говорят: «Небеса на голову обрушились». Я не знаю, что на меня обрушилось здесь, но мне вдруг стало нечем дышать.
— Замолчи, — еле выдавила я из себя и, круто развернувшись, ушла в комнату.
Там я аккуратно рассортировала свои записи — описание каждого случая отдельно, таблицу их сравнительных характеристик и мои заключения на другом краю стола. Вдохнуть полной грудью все никак не получалось.
Нужно на воздух. Куда-нибудь. Подальше отсюда.
Я вышла из комнаты и двинулась, механически переставляя ноги, в проему в палисаднике. Неосторожно глянув на моего ангела. Опять горло перехватило.
— Ты куда? — толкнуло меня в спину его голосом.
— На занятия, — только и хватило у меня воздуха в легких.
— Рано еще! — Это слово, к которому он только что прицепился, меня словно кнутом хлестнуло.
Оно вертелось у меня в голове всю дорогу к павильону. Рано.
Рано успокаиваться, что мой порыв остался без последствий.
Рано радоваться, что я хоть кому-то здесь оказалась нужна.
Рано надеяться, что я сама буду решать свою судьбу.
Рано строить планы, рано гордиться своими успехами, рано верить в свои силы — пока рядом со мной находится мой всезнающий, всевидящий и, главное, все себе позволяющий ангел.
Разумеется, он и сейчас оказался прав — в павильон Стаса я пришла слишком рано. Но он был открыт, и я юркнула в свою обычную комнату и так и просидела там, глядя прямо перед собой и безжалостно давя любую появляющуюся мысль, пока не пришел очередной сотрудник Стаса.
Обучение в тот день шло хуже, чем даже в первый день. Мне явно не хватало металла в голосе. Да и откуда было ему взяться — инструктор мне на этот раз попался совсем молоденький, который еще ярче напомнил мне Игоря, его совсем недавний образ. Точно так же тушуясь при каждой неудаче, явно виня в ней себя и все же упрямо не сдаваясь перед ней.
Кое-как мы все же справились. Но когда этот мальчик поблагодарил меня, сияя, как новая копейка, и пошел к выходу, я поняла, что больше не могу.
— Подождите, — бросила я ему вслед, — скажите тем двоим, что с ними мы потренируемся завтра. Я … не очень хорошо себя чувствую.
— Каким двоим? — недоуменно глянул он на меня через плечо.
— Ну, тем, за дверью, — кивнула я в ту сторону. — Сегодня я не могу. Мне нужно уйти.
Он медленно повернулся, хлопая глазами, посмотрел на меня, потом на дверь, снова развернулся, быстро подошел к ней, открыл, потряс головой, негромко бросил несколько слов и снова обернулся ко мне, плотно прикрыв дверь за собой.
Образ сияющего ребенка передо мной исчез — на меня смотрел цепким взглядом весь подобравшийся охотник.
— Как Вы узнали, что их там двое? — отрывисто спросил он.
— Не знаю, я просто знаю, — коротко ответила я, чтобы побыстрее освободиться.
— А сейчас где они? — Он чуть подался вперед.
Я глянула в сторону двери.
— Один ушел, а другой вон туда переместился, — указала я глазами на стенку по другую сторону двери.
Сотрудник Стаса коротко присвистнул, снова глядя на меня с восхищением.
— Ну, так я пойду? — замямлила я от неловкости.
— Да, конечно, — встряхнулся он. — Отдыхайте, но завтра мы Вас ждем.
Я тут же ушла. Понятия не имея, куда идти. Не к себе в комнату. Там все еще слышны слова моего ангела. Правоту которых мне снова придется признать — их смысл, если не форму.
Я так увлеклась занятиями с сотрудниками Стаса, потому что подсознательно нашла в них замену Игорю. Я и в Тень-то вцепилась, потому что увидела в нем будущее воплощение нашего сына. И когда он оказался слишком похож на него своим недоверием и строптивостью, я с легкостью переключилась на тех, кто охотно подчинялся мне и взирал на меня с восторгом и чуть