— Значит, подождешь, пока надпись появится, — кратко скомандовал, на сей раз, он.

— Мне, что, за спиной у них маячить? — окончательно рассвирепел я. — Изображать, что я этим ступором от них заразился?

— Зачем? — удивленно вскинул он брови. — Они же тебя, вроде, в упор не видят.

Я подумал, что будет, если я и его дверь пну. Потом передумал — в отличие от аналитиков, Стас всегда проявлял к моей персоне повышенный интерес, а наверх бежать медленнее, чем вниз.

— Ладно, — устало бросил я. — Сделаю, что смогу. Но у меня к тебе тоже просьба есть. Две. Нет, полторы.

— Выкладывай, — загорелись у него глаза нехорошим светом.

— Как ты смотришь на то, — осторожно начал я, — чтобы Татьяна твой павильон пропустила? Она тебе все равно не подойдет, по физическим данным. Наши сказали, что у нее вестибулярный аппарат дефектный.

— Ну, атлетов у меня хватает, — произнес он, растягивая слова, — а вот координаторы не помешали бы. С ее талантами любую операцию на принципиально новый уровень можно вывести. Так что не переживай — для нее у нас особая программа подготовлена.

— Какая программа? — Сердце у меня ухнуло вниз.

— Для начала она обучит моих орлов раскалывать инвертацию, — безапелляционно заявил Стас. — Мне этим заниматься некогда, да и дистанцию держать нужно.

Катастрофа. А я-то думал, что выбил у него из головы завиральную идею заманить к себе Татьяну. Ладно, сейчас мы ее прихлопнем аргументом, от которого он в прошлый раз чуть в визг не сорвался.

— Стас, она к тебе не пойдет. В смысле, без меня, — уверенно поставил я точку в разговоре.

— Так я с дорогой душой, — перечеркнул он мою точку. — Вот прямо в моем павильоне и начнешь вливаться — поделишься с моими ребятами, как из невидимости выводить.

— Это еще с какой стати? — возмутился я.

— А с той стати, что иначе за помощью ко мне больше не обращайся, — отрезал он.

— А к аналитикам я с чем в следующий раз пойду? — воззвал я к его одержимости новым отделом. — Кто за новичками наблюдать будет?

— Мои ребята, — последовал незамедлительный ответ. — Что фиксировать, ты сказал, а им в непосредственном контакте с новобранцами это легче сделать будет. Они тебе и отчет напишут — отредактируешь только, воды там нальешь.

Соблазнительно. Не привык я как-то в заданном формате писать — у нас в отделе отчеты всегда в вольной форме составлялись. И откровенный диктат никогда у меня ничего, кроме сопротивления, не вызывал. Стасу, кстати, тоже лучше об этом не забывать.

— Ну, не знаю, — протянул я с сомнением в голосе. — За этим вундеркиндом я и сам хотел понаблюдать.

— Наблюдай, — великодушно повел рукой Стас. — В свободное от обучения моих орлов время. А когда будешь занят, тебе его под микроскопом рассмотрят.

— А по Татьяне? — спохватился я.

— А по Татьяне мы напишем чистейшую правду, — расплылся в широкой улыбке Стас. — В плане ее неспособности физическую нагрузку держать. И сделаем на этом основной акцент.

— Нет уж, акценты я расставлять буду, — возразил ему я для порядка. — И не только по Татьяне.

— Так что, можно считать, — вкрадчиво произнес Стас, — что твоя первая просьба привела ко взаимовыгодному соглашению?

Подходит. Какая-то не совсем типичная для него формулировка, но тем более ценная. Если он готов протянуть руку равноправного сотрудничества, то я и подавно. Тем более, что в другой руке у меня еще одна просьба есть.

Я кивнул.

— Дальше слушаю, — обратился Стас к моей второй руке.

— Да это так, мелочь, я думаю, — пожал я плечами. — Насчет наших воспоминаний. У себя в отделе я их в народ забросил, а в твоем — может, ты это сделаешь?

Стас прищурился, и мне вдруг показалось, что он примеривается, как бы вернуть мою руку в естественное, с его точки зрения, положение у меня за спиной. И весьма болезненное — с моей.

— Интересно, — почти промурлыкал он. — Значит, в своем отделе ты сам справился, а в моем можно шефа припрячь?

— Если не хочешь, так и скажи, — насупился я. — Я сам могу.

— Нет, не можешь, — довольно покачал он головой. — Без моего разрешения.

— Какое разрешение, Стас! — заорал я. — Ты же сам согласился на их распространение.

— Так то когда было, — ухмыльнулся он. — С тех пор мы здесь под такой колпак попали, что нужно трижды думать, прежде чем что-то предпринимать. Если мои орлы обнаружат, что ты у нас в расположении шныряешь, тебя, конечно, ко мне доставят, но боюсь, что по частям.

Не надо. Мы, ангелы, разумеется, бессмертны, но становиться первым в мире ангелом-калекой и жить потом так целую вечность мне как-то не хочется. Куда мне потом — только на сидячую работу: к администраторам или тем же аналитикам? Или он так решил и Татьяну заполучить без меня в нагрузку, и меня в свои постоянные резиденты забросить?

— Стас, скажи прямо, что ты хочешь? — открыл я полностью забрало.

— Я хочу обратить твое внимание, — с готовностью отозвался он, — на то, что ты просишь меня выдать тебе нелегальную литературу — раз, санкционировать ее распространение во вверенном мне подразделении — два, и еще и взять на себя это распространение — три. А это уже совсем не мелочь, а целых три просьбы. И мне очень интересно, что ты готов предложить взамен.

— Как скажешь, — решил я пойти на блеф. — Придется тогда твоему отделу прозябать в неведении. И когда он останется там один, сам соберешь своих и проведешь с ними политинформацию.

— Так и запишем, — согласно кивнул он, — а потом послушаем, что нам скажет Марина. Об исполнении обещаний и верности слову.

— Ты на темных натренировался руки выкручивать? — процедил я сквозь зубы, мгновенно вспотев при мысли о том, что я сам, своими руками дал Марине средство связи не только с собой, но и с Татьяной.

— А вот про темных ты лучше не начинай, — вкрадчиво заметил Стас. — Пока я не вспомнил про твоего приятеля из их высшего звена. И не задумался, на чем это вы так сдружились. И не решил проверить, что это за разговоры вы с ним ведете.

Влип. Вот это я влип, подумал я. Со Стаса станется наведаться к тайнику. У болтуна темного и так язык без костей, и если Стас еще и намекнет ему о возможности перехода к нам… Нет, никаких тайн я, конечно, не разглашал, скрывать мне нечего.

Кроме, разве что, личного канала связи. Стасу же не докажешь, что я сам изобрел то, о чем