Янкель видит, что привезенное им известие тревожит собравшихся. Люди умолкли, слышится только покашливание. Амбар с очагом, превращенный в своеобразный зал собраний, кажется кораблем, который плывет во тьме по вспененным водам. Со всех сторон таится опасность. Странно осознавать, что все там, снаружи, желают им зла. Этих слов, которые шепчут враги, их интриг, их обвинений и их клеветы не выдержать тонкой деревянной обшивке этого корабля, иваньевского ковчега.

Яков, Господин, лучше всех прочих ощущающий эти эмоции, запевает своим сильным, низким голосом радостную песню:

Forsa damu para verti,

seihut grandi asser verti.

Что в переводе с сефардского означает:

Дай нам силу видеть его

и великое счастье служить ему.

И вот уже «para verti» поют все, весь амбар, голоса сливаются в унисон, а Янкель из Глинно с его дурными вестями перестает существовать.

Янкеля принял в своем домике Нахман с молодой женой Вайгеле по прозвищу Муравьишка. Часто, притворяясь спящим, Янкель подслушивает, как хозяева ссорятся – женщина хочет вернуться в Буск. Она очень худая, ее часто мучают лихорадка и кашель.

То, что все должны «внешне» принять назарянскую веру и быть христианами больше, чем сами христиане, кажется Янкелю нечестным. Это обман. Ему нравится, что нужно жить благочестиво, скромно, мало говорить, думать самостоятельно. Правда должна быть в сердце, а не на языке. Но обратиться в христианство!

Его сомнения развеивает Нахман: принять – не значит стать. Нельзя, например, жениться на христианках или даже иметь наложниц из их числа, хотя святой Барухия повторял: «Блажен тот, кто разрешил все запретное» – и при этом говорил, что дочь чужого Бога запретна.

Но Янкелю из Глинно удается устоять перед всеми этими аргументами. Он такой – никогда не подходит слишком близко, стоит в сторонке, вообще не слушает учителя, а просто отдыхает, прислонившись к дереву, к косяку, как будто выходил и остановился лишь на мгновение. Он смотрит. После смерти жены прошло уже два года, и теперь его, раввина, одиноко живущего в бедном Глинно, волнует одна христианка, женщина старше его, которая служит гувернанткой в усадьбе под Буском. Встретились они случайно. Женщина сидела на берегу реки и мочила ноги в воде. Обнаженная. Увидев Янкеля, сказала только: «Иди сюда».

Тот, как всегда, когда нервничает, срывает стебелек травы и зажимает между зубами – ему кажется, что так он чувствует себя увереннее. Янкель понимает, что следует отвернуться и уйти от этой гойки, но не может оторвать глаз от ее белых бедер, и его вдруг охватывает такое желание, что он буквально теряет рассудок. И еще его возбуждает то, что их обоих скрывает тростник, высокий, как стена, и что на болоте пахнет разложением и илом. Каждая мельчайшая частичка раскаленного воздуха кажется набухшей, созревшей и сочной, как вишня, вот-вот лопнет, брызнув соком на кожу. Гроза на подходе.

Он робко опускается на корточки рядом с женщиной и видит, что она не так уж молода: грудь, полная и белая, устремлена к земле, живот, чуть выступающий, с родинкой пупка, поперек пересекает тонкая линия, оставленная поясом юбки. Янкель хочет что-то сказать, но не находит ни одного подходящего польского слова. А впрочем, что тут скажешь? Тем временем ее рука первой протягивается к нему, сперва скользит по икре, бедру и ласкает промежность, потом касается рук и лица – пальцы играют с его подбородком. Затем, ласково и естественно, женщина ложится на спину и раздвигает ноги. Янкель, честно говоря, не верит, что кто-нибудь на его месте отказался бы. Он испытывает краткое, неправдоподобное блаженство, и они лежат так, по-прежнему безмолвно. Женщина поглаживает его по спине, их горячие тела липкие от пота.

Они встречаются еще несколько раз в том же месте, а когда наступает осень и становится холодно, женщина перестает приходить, а Янкель из Глинно, следовательно, перестает совершать ужасный грех и благодарен ей за это. Но зато его охватывают неугасимая тоска и огромное сожаление, которые не позволяют ни на чем сосредоточиться. Он понимает, что несчастлив.

Вот тогда он и встретил Нахмана, с которым много лет назад учился у Бешта. Они бросились друг другу в объятия. Нахман позвал его в Иванье: там для него все сразу прояснится. Что ему делать в пустом доме? Но раввин Янкель из Глинно еще не готов. Нахман, садясь на коня, говорит:

– Если не хочешь, не надо приезжать в Иванье. Но будь чуток к собственному недоверию.

Так он ему сказал. Изучай свое недоверие. Это совершенно очаровывает раввина из Глинно. Он остается стоять, прислонившись к косяку, сжимая зубами травинку, вроде бы безразличный, но глубоко растроганный.

В начале апреля он отправляется пешком в Иванье и постепенно заражается тамошним энтузиазмом, Янкель даже самому себе не желает признаваться, насколько ему сейчас важно быть рядом с этим человеком в турецкой феске.

Между тем в Буске, в усадьбе княгини Яблоновской, когда туда через несколько месяцев приезжает Коссаковская, разражается небольшой скандал. Гувернантка молодых Яблоновских, женщина сорока лет, как-то чахнет, у нее вроде бы обнаруживается водянка, а потом вдруг начинаются страшные боли; зовут врача. Но тот вместо того, чтобы пустить кровь, просит горячей воды: гувернантка рожает. У княгини Яблоновской делается нервный припадок: она бы никогда не подумала, что Барбара… Ну, просто слов нет! Да еще в таком возрасте!

Что ж, по крайней мере, совесть распутница утратила не окончательно, потому что на третий день после родов умирает, что часто случается с такими старыми роженицами. Их время прошло. Остается девочка, маленькая, но вполне здоровая, которую Яблоновская хочет отдать в деревню крестьянам – а сама станет помогать издалека. Однако, поскольку в Буск приезжает Коссаковская, дело принимает новый оборот. Коссаковская, у которой детей нет, хочет при поддержке епископа Солтыка основать приют, но сейчас эта идея отходит на второй план. Поэтому она просит Яблоновскую подержать младенца в усадьбе до открытия приюта.

– Какая тебе разница, голубушка? Ты даже не заметишь, что в такой большой усадьбе появился еще один маленький человечек.

– Плод распутной жизни… Я даже не знаю, от кого она.

– Но ведь дитя ни в чем не повинно!

По правде говоря, княгиню не приходится убеждать. Девочка хорошенькая и такая спокойная… Ее крестят в Чистый понедельник.

О Чуждых Деяниях, священном молчании и прочих иваньевских развлечениях

Когда комета постепенно исчезает, доверенный гонец привозит письмо от Моливды. Обсыхая у очага после моросящего дождя, он рассказывает, что по всему Подолью это