Такая дополнительная гарантия стала особенно необходима после соглашений, подписанных в Локарно в октябре 1925 г. И хотя и Польша, и Чехословакия участвовали в этой конференции, эти восточные соседи Германии не получили такие же гарантии безопасности и целостности, как ее западные соседи. Договоры об арбитраже, которые Германия подписала с этими двумя восточными республиками, не были признанием их западных границ, так как они не были гарантированы Великобританией и Италией, как границы Франции и Бельгии. Ввиду такого опасного различия между миром на западе и миром на востоке было очень важно, чтобы Франция в Локарно заключила договоры о взаимопомощи с Польшей и Чехословакией, которые должны были дополнить ранее заключенные альянсы и стать защитой от любой агрессии Германии.

Однако случилось так, что вопреки большим надеждам, которые вызвали в Западной Европе Локарнские договоры и последующее вступление Германии в Лигу Наций, и атмосфере доверия, которую должен был создать Парижский договор от 1928 г., даже сама Франция не могла чувствовать себя в достаточной безопасности от Германии, которая быстро восстанавливалась после своего поражения, сумела натравить Великобританию и Италию на Францию, так и не разоружилась по-настоящему и только требовала разоружения от всех других; от Германии, где стремительно развивалось нацистское движение.

В таких условиях Франция стала проявлять меньший интерес к своим альянсам на востоке в последние годы существования Веймарской республики, продвигать утопический план объединения Европы, а после захвата Гитлером власти оказалась не готовой принять предложение Польши о превентивных действиях. Вместо этого несколько месяцев спустя, 15 июля 1933 г., она присоединилась к Пакту четырех, в который уже входили Великобритания, Италия и Германия. Это было возвратом к устаревшей и опасной идее осуществления контроля над Европой четырьмя державами, предложенной Муссолини, но против которой резко возражали страны Центрально-Восточной Европы, особенно Польша и Малая Антанта.

После неудачи этого плана Франция в поисках более сильной поддержки на востоке вернулась к другой довоенной концепции, которая была опасна для всех стран, расположенных между Германией и Советским Союзом, – союзу с Россией. После заключения торгового соглашения с Россией 1 1 января 1934 г., что было первым шагом, министр иностранных дел Франции Луи Барту предложил заключить так называемый «Восточный Локарно» – договор о взаимных гарантиях, в котором приняли бы участие Советский Союз и Германия, равно как и более мелкие государства Центрально-Восточной Европы. Когда от этого плана, тоже отвергнутого Германией, с недоверием рассмотренного Польшей и так и не получившего четкой формулировки, пришлось отказаться, 2 мая 1935 г. Франция подписала договор о взаимопомощи с Россией, после того как поддержала ее вступление в Лигу Наций. Но она отложила его ратификацию, и ее примеру последовала только Чехословакия, которая тоже заключила союз с Советским Союзом 16 мая того же года.

Эта политика дала Гитлеру предлог сначала для объявления о прекращении обязательств Германии по разоружению в марте 1935 г., а годом позже – для расторжения договоров, заключенных в Локарно, и военной оккупации Рейнской области. Несмотря на пакт о ненападении с Германией, Польша уведомила Францию о том, что, будучи верной своим обязательствам, она присоединится к репрессивным действиям в ответ на этот вызов. Но ввиду негативного отношения Великобритании Франция тоже просто ограничилась ничего не значащими протестами в Совете Лиги Наций, и в отношении таких действий Германии ничего не было предпринято. В таких обстоятельствах страны Центрально-Восточной Европы, уже не уверенные в поддержке западных демократий, под угрозой, исходившей от всех трех тоталитарных держав сразу, тоже последовали политике умиротворения. Находясь в особенно трудном положении между Германией и Советским Союзом и ввиду охлаждения своих отношений с Франции, Польша попыталась воспользоваться передышкой, которую, казалось бы, ей гарантировал пакт о ненападении, заключенный с Гитлером на 10 лет. Однако в Дунайском и Балканском регионах нарастало влияние Италии.

Югославия, отношения которой с Францией тоже пострадали из-за убийства ее короля Александра в Марселе 9 октября 1934 г.[93], не желая присоединяться к своему союзнику, Чехословакии, в налаживании отношений с Советским Союзом, который она так и не признала, посчитала, что для ее безопасности лучше всего будет развивать дружеские отношения со своим итальянским соседом, несмотря на все прошлые разногласия. Италия тоже пыталась вытеснить собой давние симпатии к Франции в Румынии; особые шансы у нее были в тех странах Центрально-Восточной Европы, которые находились в ревизионистском лагере вне рамок альянсов с Францией. Так было не только в Австрии, но и в Венгрии и особенно в Болгарии, молодой король которой в 1930 г. женился на дочери короля Италии, родившей ему в 1937 г. сына и наследника. Более того, убежденная в том, что Албания всегда сможет так или иначе служить ей плацдармом для действий, Италия стала сильной в Юго-Восточной Европе, как никогда раньше.

Изменения конституций почти во всех странах Центрально-Восточной Европы, которые также способствовали установлению более тесных отношений с фашистской Италией, практически не были связаны с уменьшением влияния Франции. Но частые внутренние кризисы в Третьей республике были еще одним аргументом в пользу более авторитарных форм правления и утверждали всех критиков полной демократии и парламентского главенства в их мнении. И в самой Франции росла убежденность в том, что ее влекущие серьезные последствия обязательства в Центрально-Восточной Европе, которые обновленные связи с Россией (СССР) не сделали ничуть легче, ей не по силам и с военной, и с финансовой точки зрения; эти силы были слишком переоценены в годы после ее великой победы в 1918 г.

Великобритания, соперничество которой с Францией, вызванное главным образом этой самой избыточной переоценкой и с самого начала бывшее одной из главных причин беспокойства в послевоенной Европе, продолжала оказывать мало внимания или помощи маленьким государствам в далекой и малоизвестной части континента, которую она всегда считала возможным источником проблем. Стабилизация этой «новой» Европы, выстоявшей в годы великой экономической депрессии, безусловно произвела положительное действие на мнение Великобритании, особенно в случае с Польшей, с которой, как и с более мелкими Прибалтийскими государствами, все шире развивались морские торговые отношения. Но всегда оставался страх того, что в случае серьезного политического кризиса любая из этих стран может стать препятствием к тому удовлетворению аппетитов диктаторов, которое продолжало казаться желательным и возможным. А так как далекая Америка проявляла еще меньший интерес к этой проблемной части мира, разделенной столь многими довольно странными границами, то англосаксонские демократии были даже менее готовы, чем Франция, противостоять растущей опасности европейскому и глобальному миру, которая снова нарастала в Центрально-Восточной Европе. Они не были даже в достаточной степени убеждены и недостаточно понимали, что не сами страны этого региона, а исключительно Германия и Россия ответственны за «надвигающуюся бурю».