Среди стран, которым так же угрожали эти альтернативы, Польша была самой важной и в то же время самой непосредственно уязвимой. Но она также прекрасно понимала, что для нее одновременно опасность представляет и Россия, и поэтому с недоверием отнеслась к внезапному интересу Советского Союза к коллективной безопасности и стремилась удержать баланс между двумя тоталитарными державами. По мнению министра иностранных дел Польши Юзефа Бека, с осени 1932 г. эта опасная игра была единственно возможным курсом, который можно было выбрать, пока западные демократии продолжали свою политику попустительства. Поэтому он ухватился за возможность, предложенную Польше, когда Гитлер в противовес всем ожиданиям объявил о своем желании улучшить германо-польские отношения, и 26 января 1934 г. между двумя странами был подписан пакт о ненападении на 10 лет. Но Польша избегала каких-либо дальнейших обязательств, которые противоречили бы ее прежним международным обязательствам, и в тот же год 5 мая продлила свой договор о ненападении с Россией, изначально заключенный лишь на три года, до конца 1945 г. с автоматическим продлением еще на двухлетние периоды.

Германо-польские отношения действительно казались лучше, чем когда-либо. Удовлетворившись обещанием Гитлера, что права Польши в Данциге будут соблюдены, Польша не сопротивлялась нацификации администрации этого вольного города и 5 ноября 1937 г. подписала дополнительное соглашение, которое должно было ослабить постоянную напряженность в вопросе национальных меньшинств. Это случилось уже после кризиса 1936 г., спровоцированного ремилитаризацией Рейнской области, когда второе предложение Польши остановить Гитлера посредством совместных действий не заслужило никакого внимания[94]. Но даже тогда правительство Польши постоянно отвергало все предложения присоединиться к действиям Германии против России, которые тайно поступали всякий раз, когда какой-нибудь нацистский функционер приезжал с визитом в Варшаву[95]. Тем не менее было создано впечатление о солидарности этих обеих стран в международных делах, так как обе они, пусть и по разным причинам, отвергали концепцию «Восточного Локарно». Вскоре после выхода Германии из Лиги Наций Польша тоже потеряла интерес к этой организации и не попросила о своем переизбрании в Совет Лиги Наций в 1935 г.

Однако не одна только Польша находилась в щекотливом положении. Понимая трудность немедленного движения в восточном направлении вместе с Польшей или против нее, Германия вместе с Италией, которая вскоре стала ее партнером по оси, снова начала пытаться распространять свое влияние на то, что осталось от ее бывшего союзника Габсбург-ской монархии, особенно Венгрию и Югославию. В то же время с помощью местных нацистских движений Гитлер готовился к завоеванию двух своих непосредственных соседей на юго-востоке – Австрии и Чехословакии. То, что это были лишь первые шаги к уничтожению всей Центрально-Восточной Европы, в Польше еще недостаточно понимали. Точно так же и другие страны этого региона и Западной Европы не понимали, что попытки Польши оставаться в равной степени независимой от влияния и нацистской Германии, и Советской России (СССР) были важны не только для нее, но и для всей группы государств, находящихся между этими двумя потенциальными агрессорами, ведь все они попадут под власть одного из них, если Польша не устоит.

Это не была исключительная ситуация. Наоборот, находиться под давлением с двух сторон, к сожалению, было обычным состоянием Центрально-Восточной Европы на протяжении всей истории. Освобождение всего этого региона после Первой мировой войны могло бы изменить судьбу его народов, если бы они проявили больше солидарности, если бы мощь Германии и России не возродилась так быстро в виде исключительно агрессивных тоталитарных режимов и если бы система международной организации, неотделимая от долгосрочного самоопределения в одном из самых уязвимых регионов мира, работала лучше. Западные демократии, которые создали, но недостаточно поддерживали эту систему, не сумели вовремя заменить ее, по крайней мере индивидуальной поддержкой своих естественных союзников на Востоке, и поэтому их пассивная позиция в череде кризисов 1938 г. преуменьшила все то, что они сделали в 1939 г., да и было слишком поздно.

Второй мировой войне, за которой последовал длинный период «ни мира, ни войны», также предшествовал аналогичный, хотя и гораздо более короткий период, в течение которого без реального ведения военных действий против различных стран Центрально-Восточной Европы был совершен целый ряд актов агрессии. А так как настоящая война тоже началась в этом регионе Европы, как и в 1914 г., то значение всех этих стран для всемирной истории стало еще более очевидным, чем когда-либо раньше. И хотя эту значимость в Первой мировой войне стали все больше и больше понимать и серьезно рассматривать, когда наступил мир, на этот раз случилось все с точностью до наоборот. Поэтому, хотя еще слишком рано писать какую-то окончательную историю мирового конфликта, еще не закончившегося каким-либо реальным мирным урегулированием, давно пора вспомнить, как с самого начала народы Центрально-Восточной Европы, не несшие никакой ответственности за эту новую катастрофу, стали и до сих пор являются ее главными жертвами.

Первая тоталитарная агрессия была направлена против Австрии. Ее канцлер Курт фон Шушниг, вернувшийся на родину после поездки в Берхтесгаден 12 февраля 1938 г., понимал, что его попытка потакать Гитлеру была ошибкой. И, покинутый западными державами, он решил провести референдум, который продемонстрировал бы, что, несмотря на нацистскую агитацию, большинство австрийцев хотят остаться независимым государством. Когда стало очевидно, что Гитлер помешает этому референдуму силой, Шушниг ушел в отставку, чтобы избежать безнадежной войны. На его место пришел нацист Зейс-Инкварт, который 12 марта 1938 г. пригласил немецкие войска оккупировать Австрию. На следующий день вопреки мирным договорам был объявлен Anschluss (нем. присоединение, в данном случае насильственное включение Австрии в состав фашистской Германии), который оказался не федеративным объединением Австрии с Германией, а полным поглощением первой и ее превращением в провинцию Германии, которая вскоре получила название Ostmark и была разделена на семь Reichsgaue (нем. округа, области). И сразу же начались жестокие преследования не только евреев, но и всех австрийцев, остававшихся верными своим традициям, включая самого Шушнига. Он был немедленно арестован.

Эта грубая аннексия, которая была пассивно воспринята западными державами, была не только первым нарушением территориального статуса Европы, установленного после Первой мировой войны, не только тяжелым ударом для австрийского народа, но и угрозой всем другим странам Центрально-Восточной Европы. Венгрия и Югославия теперь стали непосредственными соседями Германии, а Чехословакия, окруженная с трех сторон, естественно, была выбрана следующей жертвой.