— Алло. — Ее голос звучал глухо и осторожно.

— Вас беспокоит мистер Лэм из «Блейд». Я хотел бы взять увас интервью.

— О чем? — спросила она.

— Нашим читателям интересно будет узнать, как вы нашлиОуквью после долгого отсутствия.

— И ничего о… о моих личных делах?

— Ни слова. Я сейчас поднимусь, если вы не возражаете.

Она явно колебалась, но я уже положил трубку и двинулся клестнице. Миссис Линтиг ожидала меня у двери своего номера.

Она была довольно массивной, волосы ее поседели, глаза былитемными и мрачными. Лицо миссис Линтиг было напряженным, в глазах светилосьтревожное ожидание. Чувствовалось, что она хочет остаться одна и вовсе нерасположена принимать посетителей.

— Это вы мне звонили? — спросила миссис Линтиг.

— Да.

— Как вас зовут?

— Лэм.

— И вы работаете в одной из газет?

— Да, у нас всего одна газета.

— Как, вы сказали, она называется?

— «Блейд».

— Ах да. Но я не хочу давать интервью.

— Мне кажется, я вас понимаю, миссис Линтиг. Вас,естественно, возмущает мысль о том, что газета может вмешаться в ваши личныедела. Но мы только просим вас поделиться впечатлениями о городе. Ведь вы здесьтак долго не были.

— Двадцать один год.

— Как вам понравился город?

— Забытый Богом провинциальный городишко. Страшно подумать,что я прожила здесь столько лет. Если бы можно было вернуться в прошлое, я нестала бы терять здесь время. Если бы я только могла… — Она замолчала ипосмотрела мне в глаза. — Наверное, об этом не стоит говорить?

— Да, пожалуй.

— Я тоже считаю, что это лишнее. Так что я должна сказать?

— Что город до сих пор сохранил свою неповторимуюиндивидуальность. Может быть, другие города быстрее развивались, но при этомстали безликими. А Оуквью смог сохранить свою особую прелесть.

Близоруко прищурившись, она внимательно разглядывала меня.

— Я вижу, вы сами знаете все ответы, — сказала она. —Перейдите, пожалуйста, к свету, здесь я буду вас лучше видеть.

Я подошел к лампе.

— Вы выглядите слишком молодо для репортера.

— Да, пожалуй.

— Я не могу разглядеть вас как следует. Эта гостиницазаслуживает звания самой ужасной уже потому, что мальчик-посыльный разбил моиочки через пятнадцать минут после того, как я сюда въехала. Он уронил чемоданпрямо на них, и очки разлетелись вдребезги.

— Это ужасно, — сказал я. — У вас это была единственнаяпара?

— Да. Мне пришлось послать за запасными. Сегодня их должныдоставить.

— Откуда их пришлют? — поинтересовался я.

Ее глаза сверкнули, и она внимательно посмотрела на меня.

— От моего окулиста.

— Из Сан-Франциско?

— Мой окулист, — твердо сказала миссис Линтиг, — отправил ихпо почте.

— Значит, вы заметили, — я поспешил сменить тему, — какизменился наш город?

— Еще бы!

— Конечно, это уже не то место, которое вы помнили. Оуквью,наверное, кажется вам теперь гораздо меньше.

— У меня такое впечатление, что я рассматриваю город черезбинокль, повернутый обратной стороной. Не понимаю, что удерживает здесь людей.

— Климат, — ответил я. — Когда-то я плохо его переносил, имне даже пришлось уехать. А потом вернулся сюда и прекрасно себя чувствую.

— А что с вами было? — озадаченно спросила она.

— О, много всякого.

— Вы выглядите немного хрупким, но вполне здоровымчеловеком.

— Я действительно теперь здоров. Вы, наверное, смотритесейчас на Оуквью, как человек, повидавший мир. Когда вы уезжали, то видели нашгород как бы изнутри. А теперь вы стали гражданином мира. Скажите мне, миссисЛинтиг, как вы находите Оуквью по сравнению с Лондоном?

Она легко преодолела это препятствие.

— Он поменьше, — сказала она и, чуть помолчав, добавила: — Акто вам сказал, что я была в Лондоне?

Я улыбнулся самой обаятельной улыбкой, но она неподействовала на миссис Линтиг — видимо, потому, что она была без очков.

— Ваши манеры, — сказал я. — У вас появилсякосмополитический стиль. Вы теперь вовсе не кажетесь частью Оуквью.

— И слава Богу. Этот городок нагоняет на меня тоску.

Я достал блокнот и сделал небольшую запись.

— Что это? — подозрительно спросила она.

— Я просто записал ваши слова, что городок наш несовременный, но сохранил свою индивидуальность.

— Чувствуется, что вы очень тактичный человек, — сказалаона.

— Это необходимое для репортера качество. Вы поддерживаликонтакт с доктором Линтигом?

— Нет, хотя мне бы этого хотелось. Я понимаю, что он где-тозаработал уйму денег. После всех неприятностей, которые он мне причинил, былобы справедливо, если бы теперь он что-нибудь сделал для меня.

— Значит, вы что-то о нем слышали?

— Нет.

— Должно быть, вся эта история была для вас ужаснымпотрясением, миссис Линтиг?

— Да. Она испортила всю мою жизнь. Я приняла ее очень близкок сердцу. Он значил для меня больше, чем я думала, и я пришла в неистовство,когда узнала о его неверности. Подумать только, он содержал эту женщину прямопод носом у меня!

— Судя по записям, он перевел всю собственность на ваше имя?

— Ну, это была капля в море. Нельзя разбить сердце женщины,разрушить ее жизнь, а потом швырнуть ей подачку и считать, что она будет вестисебя, словно ничего не произошло.

— Да, я понимаю. Наверное, эта история постоянно мучила вас.Это дело так и не было закрыто?

— Теперь оно закрыто, — заметила миссис Линтиг.

— Закрыто?

— Да. Как вы думаете, для чего я приехала в Оуквью?

— Навестить старых друзей.

— У меня нет здесь друзей. Те, что были, давно разъехались.Такое впечатление, что все, кто чего-то стоил, уехали из города. Что произошлос Оуквью?

— Ему постоянно не везло. Железная дорога перенесла своимастерские, а потом произошли еще кое-какие неприятности.