— Господи, это просто счастье, что вы позвонили! Я… совсемне знаю, что мне делать.

— А что вы должны делать? — спросил он неторопливо. — Хотитекофе? Или, может быть, поужинаем? Раз уж у нас такая традиция?

— Какая традиция? — Она посмотрела ему в лицо. Беспокойствобыло больше ее глаз, не помещалось в них, выплескивалось наружу.

— Что мы внезапно приглашаем друг друга ужинать.

— Да, — сказала она, — можно и поужинать. Только здесьдорого, наверное.

— Ничего, — сдержанно ответил он, — я справлюсь. Неволнуйтесь.

Народу в ресторане почти не было, но она все равно ушла всамый темный угол.

— Мы играем в шпионов? — спросил он, усаживаясь и доставаясигареты. Она печально взглянула на него.

— Не знаю. Я ничего не понимаю, Кирилл Андреевич. И мнестрашно.

Кирилл внезапно заподозрил неладное:

— Вы вновь поссорились с вашим фактурным возлюбленным? И онтеперь вас преследует? Она посмотрела, на этот раз удивленно.

— С кем? С Кирой? Нет, с ним все в порядке. Дело совсем не внем.

— А в ком?

Неизвестно, чего он ожидал, но то, что с Кирой «все впорядке», ему не понравилось.

— В моей бабушке, — сказала она, понизив голос, — котораяумерла. Помните, я вам рассказывала?

Он все отлично помнил.

— Я даже не знаю, как это сказать. Я мучаюсь уже две недели.Это какой-то кошмар. — Она наклонилась к своему портфелю, волосы упали набледную щеку, и Кирилл как будто узнал это ее движение — сейчас она вытащитсигареты и будет долго копаться в поисках зажигалки. Она положила сигареты настол и стала рыться в портфеле.

— Возьмите мою, — предложил он.

— Спасибо. Да где же она? Я же ее сунула! А, вот.

Она вынырнула из-под стола, зажав в кулаке желтую зажигалку.

— Вы только не подумайте, что я свихнулась окончательно. Ясовершенно нормальная. И мне кажется, что моя бабушка не умерла от несчастногослучая. Мне кажется, что ее… убили.

Это было так неожиданно, что Кирилл забыл прикурить своюсигарету. Он ничего не говорил ей про пробки и про свои сомнения, тогда в чемдело?

— С чего вы взяли?

— Я нашла фен, — выпалила она и посмотрела по сторонам, —тот самый, который бабушка уронила в воду. Из-за которого она умерла. Мама сМусей почему-то его не выбросили. Он лежал в шкафчике в ванной. В пакете.

— Ну и что?

— Кирилл Андреевич, это совсем не тот фен. У бабушки былдругой.

— Какой другой?

— Я подарила ей фен на день рождения два года назад. Фирмы«Браун». Маленький белый фен. У нее не было другого. Она вообще никаких феновдолго не признавала, считала, что они портят волосы. Так вот. В пакете серыйфен. Довольно большой. На нем написано что-то вроде «профешионал», я особенноне рассматривала. Я сразу поняла, что это не тот фен.

— Почему вы уверены, что ваша бабушка именно его уронила вванну?

— Маме его отдали, как только бабушку… увезли. Я сто раз унее спросила. Я ничего ей, конечно, не говорила, но она сказала, что еговытащили из ванны. Понимаете?

По горлу у нее прошло движение, и она сильно затянуласьсигаретой.

— Никто из нас не жил вместе с ней. Это просто случайность,что я точно знала, какой именно у нее фен. Потому что это я подарила. — Онаснова сильно затянулась и неожиданно спросила шепотом:

— Что мне теперь делать, Кирилл Андреевич?

Она спрашивала его так, как будто он был Шерлоком Холмсом, аона перепуганной мисс Мэри или мисс Сарой, обратившейся к нему за советом. Чтотам он должен сказать по сценарию? Ватсон, это дело как раз на одну трубку?

— Я не знаю, что вам делать, — сказал Кирилл Костромин, —прежде всего, это нужно проверить.

— Ничего не нужно проверять. Это не ее фен. Ее фена в доменет, я все обыскала.

— Вы кому-нибудь рассказали об этом?

— Нет. Никому.

— Даже вашему Кире?

— Кира тут совсем ни при чем, — сказала Настя с досадой, — яникому не могу про это рассказать, кроме вас.

— Почему кроме меня?

— Потому что вы были тогда со мной в доме и… сочувствовалимне.

— Я не специалист по расследованию убийств.

— Я не прошу вас ничего расследовать. Вы только посоветуйтемне, что делать. Что я теперь должна делать?

— Не знаю.

Она замолчала. Пальцы, стискивавшие зажигалку, разжались, иКирилл увидел, что рука у нее дрожит. Зажигалка пластмассово щелкнула,взметнулось невысокое пламя, осветило снежную скатерть и тонкие пальцы.

— Из милиции меня пошлют куда подальше, — сказала она иснова щелкнула зажигалкой.

— Пошлют, — согласился Кирилл.

Он все никак не мог осознать, что она толкует ему проубийство.

Зачем он позвонил?! Да еще газетку из стойки вытащил ипосиживал с ней, сделав умное лицо, — все для того, чтобы показатьсянедоступным, хорошо образованным, соответствующим интерьерам роскошного отеля,процветающим и несколько утомленным столичным бизнесменом, милостивосогласившимся на свидание.

Черт знает что.

Хуже всего было то, что еще тогда, в доме, он понял, чтодело нечисто. В доме пахло не просто бедой. В доме пахло убийством, хотя онсовершенно не мог объяснить, почему.

И пробки выбило так странно.

Он не мог сказать ей, что у нее паранойя, так как носомчуял, что дело вовсе не в уроненном в воду фене.

— Ваша бабушка была богатой женщиной?

Настя нетерпеливо дернула головой:

— Я сто раз об этом думала. Я очень люблю детективы, а тамвсегда первый вопрос про завещание. У нее дом и квартира в Питере, наКаменноостровском проспекте. В ней живет тетя Нина, папина сестра. У бабушкидвое детей, мой папа и тетя Нина. Папе она оставила свою «Волгу», тете Нинеквартиру. Мне — дом. Сережке, это тети-Нинин сын, дедову коллекцию книг. Свете,это ее дочь, какие-то сапфировые серьги.

— Дом и коллекция книг — это разные весовые категории, —сказал Кирилл неторопливо.