Почувствовав себя выжатым как лимон, Никодимус присел на скамейку. Из павильона, притулившегося на восточном склоне Ялаваты, открывался вид на залив Стоячих островов и океан.

Сам павильон был трёхэтажной шестиугольной башенкой не более двадцати шагов в поперечнике. Никодимус находился на верхнем этаже: шесть тонких столбиков да покрытая изящной резьбой деревянная крыша. Первые два этажа были каменными. Тридцать священников, постоянно сменяя друг друга, непрерывно размышляли там об Араксе – одном из воплощений Тримурил. Павильон был священным местом для Облачного народа, здесь же обычно принимали пилигримов из Плавучего Города.

Добравшись сюда, Никодимус обнаружил, что имперская атака удвоила обычное количество паломников. Они выстроились у стен, приветствуя его молитвой. Никодимус посоветовал им помолиться лучше за него, а не ему, но те, скорее всего, не повиновались, и следовало ожидать, что полумёртвый бог Никодимуса скоро будет воплощён вновь.

Порыв ветра растрепал волосы. Пытаясь собрать их в хвост, он задумался о новых серебряных прядях, наверняка появившихся в них за последние два дня. Старение всегда немного удивляло. В глубине души Никодимус не смирился с тем, что он уже не двадцатипятилетний парень, только вступивший на тропу зрелости. Другое дело, что в двадцать пять он был жалок и никчемен. Почему же сердце так цепляется за те времена?

Посмотрев вниз, Никодимус увидел гидромантов и двух богов войны, занявших оборонительные позиции.

Новый порыв ветра запел меж столбов. Внезапно навалившаяся неуверенность в отношении дочери заставила Никодимуса перевести взгляд на Шандралу. Не ошибся ли он? Вспомнились Рори и сэр Клод. Ему требовалось больше времени, чтобы разобраться, кто такая Леандра на самом деле. Если бы только существовал какой-либо способ удержать Империю. Никодимус машинально поскрёб келоидный рубец. Интересно, отразилось ли это движение на изумруде или самой Вивиан?

Он двинулся к лестнице. Ветер ударил ему в лицо. Опять в голову пришла идея помолиться иксонскому божеству ветра. И тут в его разум ворвалась новая мысль, пригвоздив Никодимуса к месту.

– Тримурил, – позвал он. – Тримурил! Тримурил! – закричал Никодимус, возвращаясь к перилам, и повернулся к западу, откуда дул ветер. – Богиня! Тримурил!

– Здесь я, здесь, что случилось? – недовольно проскрипела Праматерь-Паучиха ему в ухо.

– Хвала небесам, ты меня услышала!

– Неужто ты думал, что я не приглядываю за павильоном, посвящённом Праматери-Паучихе?

– В иксонском пантеоне есть бог ветра? Кто-нибудь, кому молятся моряки и купцы, чтобы их корабли плыли быстрее?

– Есть. Божественная совокупность Ватаяна. А в чём, собственно, дело?

– Мы должны объявить горожанам, что не надо молиться богам, которые должны защищать их от пушек.

– Но…

– Ненадолго. Я понял, кому надо возносить молитвы.

– Тогда тебе лучше всё мне объяснить. Потому что твоя сводная сестра собирается нанести нам ещё один визит.

Никодимус посмотрел на залив. С севера приближался тёмный строй военных галер. Белые воздушные корабли надвигались на Шандралу с невероятной скоростью.

Леандра судорожно хватала ртом воздух. Мир был слишком тёмен и в то же время – ослепительно ярок. Сердце трепыхалось, будто отрастило стрекозиные крылья. Всё тело кричало: «Дышать!». Хотелось вобрать в грудь всё небо без остатка.

Она голая лежала на полу. Рядом что-то говорил такой же голый Дрюн, но она не могла разобрать ни слова, слыша только собственное дыхание, каждый вдох и выдох был настоящим наслаждением. Леандра закрыла глаза. Мир вертелся волчком, конечности покалывало. Вернулось ощущение тяжести тела и жаркого воздуха, прорезался голос Дрюна, бормочущего, словно в молитве:

– Леа, Леа, Леа…

Наконец, она пришла в себя и попыталась сесть. Лицо Дрюна перекосилось то ли от боли, то ли от облегчения. Возможно, от того и другого. Но почти сразу самообладание взяло в нём верх. Он помог ей сесть. Леандра заметила гримуар у его колена.

– Как?

– Ты не дышала, – сказал он, утирая слёзы тыльной стороной ладони. – Я пытался привести тебя в чувство, даже отвесил пощечину, вспомнив, что так делал Холокаи. Всё было бесполезно. Мы скатились с кровати, тут-то я и увидел книгу.

– Но ты же не чарослов и нуминуса не знаешь.

– Твой приступ каким-то образом приобщил меня к нуминусу. Я увидел заклинание, понял, как оно работает, и наложил его на тебя.

– Бред. Я не притрагивалась к нуминусному тексту. И во мне сейчас нет ни единого предложения на этом языке.

– Леа, я не знаю, что произошло, и знать не хочу.

Остро ощутив наготу, Леандра принялась разыскивать одежду среди смятых простыней.

– Леа, с антилюбовным заклятием…

Она взглянула на Дрюна. Тот продолжал сидеть на полу, одновременно прекрасный и жалкий в своей наготе.

– Да, теперь я чувствую иначе, однако я всё помню, – она коротко пожала его руку, поднялась и натянула лангот.

Дрюн тоже начал одеваться. Что-то в простых движениях его плеча навело её на мысли о себе. Живо вспомнилось, как она была городом и всем этим разнообразием существ, предметов и явлений: ветром, подрастающим ребёнком, стайкой разноцветных попугаев. В тот миг, когда она окончательно отдалась на волю распада сознания… стало…

– Ты в порядке?

– Да, разумеется, – Леандра моргнула.

– Мне показалось, что ты снова намереваешься перестать дышать.

– Нет, – качнула она головой, – тут что-то другое.

Натянув рубаху, Леандра вдруг поняла, что совершенно забыла о пророческом богозаклинании. Едва очнувшись, она ощутила в душе комок страха и решила, что так сказывается близость смерти. Теперь до неё дошло, что все до единой её будущие «я» пребывают в ужасе.

– Дрюн! Имперский шпион! Я же была…

Комната наполнилась рёвом пушечных выстрелов. Дрюн бросился к окну, Леандра – за ним.

Имперский флот выстроился боевым порядком за гаванью. От двух галер протянулся шлейф белого дыма. Миг спустя над городом прокатился ответный рокот, мелькнули два тёмных предмета, и воздух на полпути между гаванью и вражеским флотом взорвался чёрными клубами.

– Это противопушечные божества! – захохотал Дрюн. – Они бросают что-то, останавливая имперские ядра.

Пока он говорил, валун размером со слонёнка пронёсся над их головами и, описав дугу над гаванью, рухнул у самого носа военной галеры, подняв тучу брызг.

– Ага! Уж на сей раз мы дадим вам жару! – торжествующе завопил Дрюн.

– Дрюн, я видела… Это ловушка.

Паруса на одной из галер надулись, и она с умопомрачительной скоростью поплыла вперёд. На носу стояли люди, среди которых выделялась высокая женщина с чёрными волосами. В её воздетой руке сиял зелёный огонь.