Леандра сжала недавно купленную книгу. Что может послужить причиной будущего облегчения? Сосредоточиться никак не удавалось: стены поместья были тонкими. До неё доносились голос пожилой служанки, жалующейся на что-то товарке, храп стражника на часах и еле слышный гул. Леандра застыла. Гул был странно-бессмысленным. Изредка его перекрывали далёкие крики, а иногда он и сам сходил на нет.

Она развернулась и двинулась по другому коридору, пока не оказалась у выхода из кухни. Дверь открывалась на верхнюю террасу. Сразу за ней, в небольшой ложбинке между поместьем и улицей стоял круг людей. Они распевали, по крайней мере – большинство из них. Ритм был ломаным, мелодия то замедлялась, то взрывалась беспорядочными воплями: «Убей его! Убей! Да не так! Пригнись, пригнись! Проклятие!»

Затем она узнала звук. Так, опасливо втянув ноздрями воздух, распознаёшь запах гнили. Леандра поморщилась. Расследовать тут было нечего, всё это её не касалось. Вернувшись в кухню, она прошла мимо повара, размеренно шинковавшего овощи. Это был приземистый румяный человечек лет сорока. Сзади доносились крики. Нет, она не могла пустить всё на самотёк. Следовало узнать, там ли он или, что уже менее вероятно, – она.

Прижав книгу к груди, Леандра покинула кухню, миновала круг поющих мужчин и поднялась по лестнице на улицу. Потом резко обернулась и посмотрела вниз.

Ей открылась знакомая картина. Спонтанный бой борцов. Круг был очерчен мелом, такие частенько рисовали во дворах таверн. И действительно, многие из зрителей орали с самозабвением пьяных. Можно ли было их винить? Город осаждён, и долг каждого благонравного гражданина – влить в себя побольше рисового вина и кавы, чтобы напитки не достались врагам.

В меловом кольце кружили два борца, одетые только в подвёрнутые ланготы. Старший был высок и мощен, со светло-коричневой кожей, бритой башкой, носом-крючком и седоватой щетиной. Сразу видно, профессиональный борец и бузотёр.

Младший был слишком худощав в сравнении с первым и явно проигрывал. Его длинные чёрные кудри были собраны в тугой узел на затылке, а редкая юношеская бородка коротко острижена. Глаза широко распахнуты, губы растянуты в диковатой усмешке.

Тот, что постарше, сделал выпад, но молодой, словно в танце, проскользнул за спину противника, обхватил его за талию, развернулся, создавая точку опоры для броска через бедро. Мускулы на плечах юноши вздулись, однако ему не удалось оторвать соперника от земли больше чем на какой-нибудь дюйм.

Сердце Леандры защемило. Юноша сражался как профессионал, его приёмы были приёмами бога. Но сам он был тенью прошлого, прекрасной и до ужаса человечной.

Старший борец взревел, извернулся и двинул Дрюна локтем в челюсть. Голова юноши откинулась, в солнечном свете серебряно блеснули капельки слюны. Дрюн, описав пол-оборота, рухнул на землю. Его голова всего чуть-чуть не достала до меловой линии, означавшей поражение.

Хор стих и зазвучал вновь, но ритм песнопения сменился, став медленным и зловещим. Бритый яростно бросился вперёд. Дрюн откатился в сторону, уходя от атаки, и едва не вылетел за пределы круга. Противник присел и опять кинулся на юношу. Тот попытался встать на ноги, двигаясь куда быстрее, чем прежде. На миг показалось, это ему удастся, но тут Дрюн, обнаружив, что находится на самом краю круга, запнулся и пошатнулся. Бритый обрушился на него, целя в ухо.

Каким-то чудом его кулак поразил лишь воздух. Юноша перекатился по земле на спину, поймал запястье соперника и дёрнул, одновременно упёршись ногой ему в живот. Резко обозначились мускулы бёдер Дрюна. Используя инерцию атаки противника, он одним рывком опрокинул его и выбросил за пределы круга.

С комичным изумлением бритый повалился навзничь, зацепив ножищей неудачливого зрителя.

Толпа разразилась аплодисментами пополам с проклятиями. Засверкали на солнце медные и серебряные рупии, переходя из рук в руки. Люди окружили Дрюна, подняли юношу на ноги, принялись хлопать по спине и плечам, словно сбивая пламя. За его сияющей улыбкой становилась незаметной разбитая нижняя губа и кровь, текущая из рассечённой брови. Он поворачивался в разные стороны, одаривая улыбкой то одного, то другого мужчину, которых только что сделал немного богаче.

И тут он заметил Леандру. Их глаза встретились. Она не знала, что Дрюн углядел на её лице, поскольку сама не понимала собственных чувств. Раскаяние? Жалость? Он утратил так много по её вине. Его улыбка потухла. Леандра ощутила ненависть к себе. Испортила мальчику победу, омрачила его маленькую радость. Она через силу улыбнулась юноше, хотя сердце сжималось от боли.

Один из зрителей особенно смачно хлопнул юного борца по спине. Леандра отвернулась и поспешила вниз по лестнице мимо гомонящей толпы. Ей хотелось побыть одной. Несколько мужчин держали проигравшего за руки, а тот вырывался, требуя реванша. Некоторые, заметив Леандру, притихли, но большинство было слишком пьяно. Дрюн, всё так же улыбаясь, громко вещал о древней богине победы по имени Ника. Кто знает, возможно, один или два человека и помолятся ей.

Леандре всё вдруг опостылело. От мужиков несло потом и перегаром. Влажность сгустилась, отдавая кухонными помоями: очистками фруктов, рыбьими головами, гниющими на солнце. Леандра повернула назад в поместье.

Оказавшись в тёмном пустом коридоре, ведущем в павильон, она испытала облегчение. Лестница, по счастью, тоже была пуста, и Леандра добралась до своей комнаты, не встретив ни одной живой души. Швырнув книгу на кровать, она подошла к окну и вцепилась руками в подоконник.

Её терзали угрызения совести. Она думала о Холокаи, великолепном капитане и свободном морском существе. Конечно, в конце концов, он был животным, туповатым и злобным. Убил ту несчастную проститутку, а то и не одну. Жрать, совокупляться и плодиться – вот и всё, к чему он стремился. Впрочем, всегда эти инстинкты стоят во главе угла. Что если все остальные тоже туповатые и злобные звери, включая богов? Особенно богов.

Затем ей вспомнился Таддеус, его бесконечные апатичные сновидения, навеянные алкоголем и опиумом. Леандра ощутила укол тоски по тому времени, когда они с Таддеусом были любовниками, и их пьяные умы и тела переплетались длинными нежными ночами. Так было ещё до того, когда она обнаружила, что он тащит в постель всякую юбку, очутившуюся в пределах досягаемости, а его устремления свелись к пустопорожнему бреду наркомана.

Леандра убила Холокаи и Таддеуса. Заслуживали ли они смерти? Она отравила отца и явилась причиной гибели двух его людей. Уничтожила часть божественной совокупности Дрюна, наиболее сильную и опасную. Сможет ли он продолжать жить, став пустой раковиной себя прежнего?

Леандра чувствовала себя ребёнком, ошеломлённым эмоциями. Может быть, это было действием гормона стресса. Выругавшись, она сжала кулаки, но не смогла избавиться от переживаний о собственных страданиях. На ум пришёл её первый любовник, Тенили. Она думала тогда, что он – вердантский купец, по уши в неё влюблённый, явившийся, чтобы избавить от материнской опеки, а заодно и от болезни длиною в жизнь. На самом же деле Тенили был беглым божком, Леандру не любил, а намеревался продать её императрице. Она до сих пор помнила, как зубы драконицы вонзились в тело бога.