С того мига Леандра возненавидела мать. Однако теперь, глядя на город, она сравнивала свою жизнь с материнской и задавалась вопросом, так ли уж они отличаются. Разве она, Леандра, не сожрала Таддеуса и Холокаи? Материнские суждения, стремительность её действий давили на жизнь дочери свинцовым грузом. Но ведь и сама она в запальчивости судит Лигу с Империей. И не её ли поспешные действия привели к войне?

Леандра стояла, глядя на вулкан, и раздумывала, где находится отец. Наверное, уже добрался до внутреннего озера, этого резервуара гидромантского и божественного языков. Кстати, должен же быть какой-нибудь способ использовать водяные чароломки против империи. Вот только как? Катапультами? Или попросить богов окропить ими вражеский флот? Нет, ну до чего же глупо, что иксонцы не пользуются такой силой!

Дверь скрипнула, отъезжая в сторону. Леандра обернулась. В проёме стоял Дрюн, на юношеском лице отражалась тревога. Он уже искупался и переоделся в красный лангот и белую рубаху. Волосы рассыпались по плечам. Похоже, кое-кто из зрителей всё-таки помолился Нике, и та сразу занялась ранами: припухлость на губе исчезла, на брови не осталось даже царапины. К тому же Дрюн стал капельку выше и мускулистее.

– Твой финальный бросок был великолепен, – Леандра выпрямилась.

– Мне тоже так кажется, – неуверенно улыбнулся он.

– Ну, входи же, – нетерпеливо бросила она.

Дрюн закрыл за собой дверь и прошёл к окну.

– Леа, ты сердишься из-за того, что я дрался?

– С чего ты взял?

– Увидел тебя на улице и… – тёмные глаза ощупывали её лицо.

– Мне просто стало любопытно. Я не хотела тебе мешать.

– Тогда в чём же дело?

– Ни в чём, – она отвернулась к окну.

– Прежде ты никогда не боялась мне помешать.

– Прежде и ты был… другим.

От него волнами хлынула тишина. Леандра немного забеспокоилась: ей никак не удавалось понять эту тишину. Наконец, Дрюн произнёс:

– Трудновато драться всего с одной парой рук. Но я справился. Я победил.

– Хорошо. Очень хорошо.

– И всё же тебя что-то беспокоит?

– Сказала же, ничего.

Они оба смотрели на море. Примерно в миле от гавани залив патрулировали два катамарана.

– Ещё мальчишкой, – начал Дрюн, – я жил в деревеньке на востоке большого острова. Земли там бедные, а люди – ещё беднее. При каждом неурожае мы голодали, многие умирали. Двое моих старших братьев погибли в такие скудные годы ещё до моего рождения. Самыми запоминающимися событиями для меня стали рукопашные бои в ночь Ярких Душ и на праздники солнцестояния. Люди выкладывали круг из листьев тарро, в котором и боролась детвора. Когда мне было десять, я продержался несколько туров, пока меня не вытолкнул из круга парень шестнадцати лет. А когда мне самому стукнуло шестнадцать, никто уже не мог вытолкнуть меня.

Он замялся, переступая с ноги на ногу, потом продолжил:

– В последнюю ночь Ярких Душ, которую я провёл среди сородичей… мне тогда было семнадцать… к нам прибыли лучшие борцы пяти окрестных деревень. И никто из них не смог вытолкнуть меня из круга. Когда праздник закончился, меня короновали венком из листьев папоротника, а мама обняла и зарыдала, словно по мёртвому. Она сказала, что вся деревня скинулась на приз. Все верили, что я должен победить, и собрали последние рупии, чтобы послать меня в Шандралу. Мама плакала потому, что не хотела расставаться со мной. Разумеется, я тогда ничего не понимал и рассердился. Наверное, это было несправедливо, но я злился на свою мать. Мне казалось, она должна радоваться за меня. Вот же глупая старуха, думал я. Ведь мы сможем видеться, когда я буду навещать родную деревню.

– Вы больше никогда не встречались? – спросила Леандра, пристально взглянув ему в лицо.

– В первый год в городе мне пришлось несладко. Я ведь сражался со взрослыми, опытными борцами. Меня то обманывали, то обворовывали. Частенько приходилось спать в подворотнях, и посылать о себе весточки домой я стыдился. Однако кое-кто из старших борцов пожалел мальчишку. Мне показали несколько приёмов, и к концу года я выиграл достаточно турниров, чтобы ночевать под крышей, даже отправил домой два-три письмеца и немного рупий. Но прежде чем возвратиться в свою крошечную деревеньку, я хотел добиться настоящего успеха, чтобы дома гордились мной. Выигрывал один небольшой турнир за другим, и всё мне казалось, что ещё одна победа – и вот тогда-то можно будет навестить родных. Всё изменилось, когда я замешался в подпольные бои и культ Дрюна.

– Жизнь усложнилась?

– Можно и так сказать. Это было страшное и захватывающее время. Смерть, кава, вино, бандиты и прекрасные женщины. В общем, я решил отправиться домой, только когда мне исполнилось двадцать, а последнее письмо матери отправил за полгода до этого. Я написал новое письмо и стал собираться в путешествие. Однако моё письмо вернулось назад. Мне сказали, что во время сезона дождей в деревне прорвало дамбу, посевы погибли, а люди оставили свои дома. Куда делась моя семья, никто не знал. Я нанял следопытов, но они никого не нашли. А может, и не искали, просто присвоили мои деньги.

– Что потом?

– Полгода спустя один дальний родственник узнал меня на арене. Он рассказал, что мои отец и дядя попытались увезти семью в другую деревню, подальше от побережья. Но добравшись туда, они обнаружили толпы таких же беженцев. Тогда решили попытать счастья в рыбацкой деревушке у моря. По пути бандиты под предводительством неодемона-вепря ограбили их и убили дядю. Выжившие кое-как доплелись до деревни рыбаков. Было голодно, мать заболела, отца поймали на воровстве, и рыбаки их прогнали. Что случилось с отцом, никому неизвестно, а мать умерла несколькими днями позже.

Леандра ничего не сказала. Да и что тут скажешь? Обычная история для тощих лет. Ей хотелось, чтобы Дрюн посмотрел на неё, но юноша не сводил глаз с залива и медленно разворачивающихся катамаранов. Она сжала его руку, их пальцы переплелись.

– И как же ты поступил?

– Запил, – Дрюн натянуто улыбнулся. – Сильно запил. Пил ночи напролёт, а днём продолжал сражаться. Я ухватил удачу за хвост, у меня не было права уйти. Было больно, но я терпел. И чем больше ненавидел себя, тем большего успеха добивался на арене. Тогда-то Дрюн и сделал меня своей младшей аватарой. Тот год был сплошным кровавым пятном, а Дрюн перенёс в меня основную часть своей души. Всего было много, слишком много. Много крови, кавы, женщин, серебряных и золотых рупий. То ли сон наяву, то ли ночной кошмар. Потом Ника убедила нас слиться с нею в божественную совокупность, и безумие закончилось. Она нас спасла. Она, ну и ты, конечно.

– Я-то тут каким боком? – Леандра стиснула его ладонь.

– Я увидел, как ты прикончила богиню, обчищающую карманы зрителей, – его улыбка немного потеплела. – Да, я был третью божественной совокупности, но оставался молодым мужчиной и… ну, ты понимаешь, молодые мужчины падки на красивых, эффектных женщин. Затем выяснилось, что ты занимаешься делом, пришедшимся мне по душе, ведь и моя семья пострадала от неодемона, – у меня появилась цель в жизни.