Соломон ахнул:

– Что? Ты отказываешься от своей жены?

– Она нарушила наши обычаи.

– Но все же…

Рус смолчал, и Соломон увидел по лицу князя, что тот нерешается вымолвить больше ни слова. Никто не должен знать, что князь можетдрогнуть даже в голосе. Бугай сочувствующе сопел, теперь Моряна сказаланегромко:

– Не разумеешь? Разве у вас не убивают отступивших отзаконов племени?

Соломон стиснул челюсти. В его племени отступников, подревнему обычаю, побивают камнями. Хотя в здешних землях камни следовало бызаменить поленьями.

– Она… отступила серьезно?

– Серьезнее не бывает, – ответила Моряна ствердостью. – Мы обязаны ее убить. А изгнание… и есть смерть.

Рус с несвойственной для него суетливостью ткнул коняпятками в бока. Плечи его обвисли. На площади разбежались, давая им дорогу,счастливо наблюдали, как гиганты поехали бок о бок в сторону ворот. По дорогенарод шарахался к стенам, прятался во дворы. На всем следовании русов из домоввысовывались головы, провожали гоев враждебными и пугливыми взорами. Они и вворота выехали бок о бок, едва-едва протиснулись через тесный проем. Там напросторе гарцевали на резвых конях десятка два русов, от избытка дурной силыносились друг за другом, выколачивали пыль из твердой земли, боролись на всемскаку, что-то отнимали один у другого.

Соломон сел на порог своего дома. Его хотели увести подруки, он воспротивился. По улице уже носились с воплями дети, начали суматошнобегать взрослые. Из окон высовывались новые головы, им с улицы торопливообъясняли, сами плохо веря в то, что слышали. Соломон тряс головой, а передмысленным взором встали великие женщины прошлых веков, что спасали народизраильский от истребления. Он тряхнул головой, отгоняя видения, достойныеАарона, но не его, Соломона, который знает, что было столько женщин, что нетолько, как Далила, губили великих героев вроде Самсона, но и приводили народизраильский на край пропасти.

Затем во всех концах Нового Иерусалима зазвучала музыка,начались пляски. Певцы бродили по всему граду, увеселяли народ. Соломонсчастливо видел, как люди вышли на улицы и тоже пели, танцевали, обнимались,проливали слезы счастья и освобождения. Никогда еще столько не звучало молитвЯхве, снова спасшего свой народ от неминуемой гибели!

Только бы не сорвалось, взмолился Соломон так неистово, чтов глазах потемнело от удара волны крови в голову. Только бы удача длилась…

Ибо нехорошее предчувствие не ушло. Странно, даже усилилось!

Повозки подготовили к дальней дороге всего за трое суток.Иудеи привезли новенькие колеса, тюки с теплой одеждой. Доставили две дюжиныкрытых телег, пригнали стадо волов, мелковатых, но жилистых. Еще деньсовместными усилиями сгоняли коней в табун, перековывали, а скот заранеевыгнали на северную дорогу, велели пастухам не дожидаться обоза, гнать вдольреки.

Рус заканчивал приготовления к походу, когда за спинойзвякнули подковы, упала гигантская тень, и он узнал по ней Бугая. Великан былсумрачен, отводил глаза.

– Что-то стряслось? – спросил Рус.

– Да нет, – ответил Бугай неопределенно. – Просто…гм… я хочу задержаться здесь на зиму. А весной сразу же пойду по следам,догоню.

Рус отпрянул, будто его ударили в лоб дубиной:

– Что стряслось?

– Да так… Ты ж уцелел, сам и поведешь. А у Хевы стариксовсем плох. Вот-вот помрет. Их волхвы говорят, неделю не протянет. А у нееостаются трое малых ртов.

– А ты-то при чем? – не понял Рус.

Бугай замедленно пожал плечами:

– Да жалко.

– Этих ртов?

Бугай отмахнулся:

– Нет, Хеву. Она и так с ног падает, обо всех хлопочет.Я помогу ей малость, ей бы только зиму пережить. Я по весне сразудогоню.

Рус в великом изумлении не отрывал от него глаз:

– Ты… останешься с иудеями? На всю зиму?

– Да сколько той зимы, – прогудел Бугай. –А иудеи тоже люди. Если присмотреться, конечно. Хоть для войны и негодные…гм… зато в общении с ними лучше, чем с нашими дурнями. Наши только пьют идерутся, а Ездра, к примеру, поговорить умеет. Мы с ним такие беседы ведем…

Рус снова отшатнулся:

– О чем? О чем ты можешь вести беседы?

– Ну, об устройстве мира… Откуда все пошло и куды идеть… Азимы здесь лютые! Когда все заметет, они любят в тепле подле очага мудрыебеседы вести. За кружкой хмельного меда, конечно. Они о Гоге и Магогепорассказывали много антиресного. Страшно, аж жуть! Даже у меня волосы дыбомвставали. Везде.

Он переминался с ноги на ногу, лицо было виноватым, но вглазах отвердевала решимость сделать так, как сказал. И Рус с холодкомпонимал, что Бугай, его дядя, может остаться, даже если он, князь, прикажетехать со всеми.

– Я тебя не узнаю, Бугай, – сказал оннаконец. – Раньше бы ты так не сказал.

– Раньше, – буркнул Бугай. – Раньше мир былдругой.

– А мы?

– И мы были другие, – сказал Бугай. – Мы ужесовсем не те, что тогда бежали от козней Коломырды.

Рус стиснул челюсти. Бугай говорит то, что ему самому то идело приходит в голову. Но как получилось, что он, Рус, стал рассуждать ипоступать как старики? Не потому ли, что на его плечах теперь все племя, а ондля устойчивости цепляется за старые надежные обычаи?

– Иди, – сказал он тяжелым голосом, – я подумаю.

Бугай попятился, он тоже не узнавал раньше такого беспечногои удалого князя. Рус хмуро наблюдал, как Бугай ­нащупал гриву коня, взобрался вседло. Бедный зверь закряхтел, вздохнул и понес богатыря в сторону стен НовогоИерусалима.

Рус рассерженно повернулся к гридням, что свернули и теперьукладывали в повозку его княжеский шатер.

Костры полыхали без нужды огромные. Русы вбрасывали в огоньцелые стволы деревьев. Они, как заметил Соломон, вообще любили большой огонь.К его великому удивлению, многие плясали вокруг пламени, горланили песни.Языки жаркого огня вздымались едва ли не до неба. Уходя, русы жгли все, чтомогло гореть, в пасть оранжевого зверя бросали тряпье, одежду, шкуры, одеяла.

Дети по-взрослому помогали запрягать волов, таскали, какмуравьи, в телеги одежду, походные мелочи. Мужчины грузили тяжелые медныекотлы, неторопливо разбирали шатры. Соломон со страхом и удивлением видел налицах вместо тревоги и уныния признаки грозного и непонятного веселья.

Рус с кузнецами осматривал коней, дозору нужно выделитьлучших, когда от сторожевых костров крикнули:

– Опять тот старик! Медом у нас намазано, что ли? Песок изтаких уже сыплется, а этот какой-то двужильный.