— А как ты умудрился в воду упасть? — полюбопытствовал я.

— Хотел к вам с дедом с той стороны по крутому склону пролезть, чтоб наверх не подниматься. Но поскользнулся. Я цеплялся, удержаться хотел, но было не за что, — пожаловался он.

— Ну, пока наша одежда сохнет, давай съедим тут, что мне тетя Валя дала, — предложил я и принялся разворачивать пакет.

В пакете было два ломтя хлеба, намазанных сливовым повидлом, огурец и пара помидоров. Мы с аппетитом слопали по куску хлеба и закусили помидорами. Я разломил огурец на равные половины, но чтобы Витьке не показалось, будто я, как хозяин, взял себе лучшую, решил разыграть их по жребию.

— Бери, Витька, вот этот камешек и так, чтоб я не видел, положи в одну руку. А я буду угадывать. Угадаю в какой руке — моя половинка с хвостиком, не угадаю — та, что с цветочком.

Я не угадал и получил половину с цветочком. Видя, что Витька с завистью смотрит на мою долю, я сказал:

— Если хочешь, можешь взять мою.

Но он геройски отказался, и мы, немного подкрепившись, стали потихоньку готовиться к уходу домой, так как раскаленное до бела солнце уже клонилось к вырвенским холмам. К тому времени наша одежда уже высохла, и мы, нацепив ее, как придется, собрались в обратный путь.

— До свидания, дедушка Гордей! — попрощался я с дедом.

— До свиданья, — смущенно буркнул Витька.

— Доброго вам здоровьица, — добродушно попрощался дед. — В следуюшшый раз будь, малец, поосторожней!

Я обернулся к другому мысу, где сидели интеллигентный профессор и вредный пенсионер. Профессор с аппетитом уплетал с хлебом какую-то снедь из пол-литровой банки, заедая красным, как кровь помидором. А пенсионер собирал снасти, готовясь к уходу.

— До свидания! Удачного всем улова! — крикнул я им и помахал рукой на прощание.

— До свиданья! — крикнул уже окончательно успокоившийся Витька.

Профессор поднял голову и вежливо кивнул в ответ, а пенсионер не обратил на нас никакого внимания.

Мы поднялись наверх и зашагали к дому.

— Не пойду теперь на это Днепро даже с папой, — сказал Витька скорее самому себе, нежели мне.

Юлий Гарбузов

14 сентября 2006 года, четверг

Харьков, Украина

5. Поступление

После восьми часов утомительной тряски автобус въехал, наконец, на территорию автовокзала и, немного поманеврировав среди своих многочисленных собратьев, скрипнув тормозами, замер на месте. Усталый водитель заглушил не менее усталый мотор, отворил дверь и с явным облегчением крикнул хрипловатым голосом:

— Приехали! Выходи — с вещами по одному!

Люди принялись разбирать свои багажи, кое-как сложенные у задней двери, и выходить на асфальт, размягченный лучами горячего июльского солнца.

Поднявшись с «насиженного» места, я отыскал свой чемодан и вышел на платформу, разминая затекшие ноги. Первое, что показал мне опыт самостоятельной поездки, это то, что сидения с низкими спинками для междугородных автобусов не годятся. Ужасно болела шея. Хотелось поскорее добраться до человеческого жилья и где-нибудь прилечь хотя бы на пять минут.

Я осмотрелся по сторонам. Было жарко, солнечно и пыльно. На платформах там и сям валялись окурки, смятые пачки из-под папирос, бумажки, обрывки газет, обертки от мороженого, конфетные фантики и скорлупки от семечек. Около мусорного бака, расположенного неподалеку, роились крупные мухи, и горячий ветер временами доносил оттуда кислый гнилостный запах.

Немного постояв, я спросил у какого-то, как мне показалось, важного пожилого работника автовокзала с красной повязкой на рукаве:

— Скажите, пожалуйста, где здесь поблизости телеграф?

— Дать маме телеграмму, что благополучно прибыл? — снисходительно улыбаясь, спросил красноповязочник.

— Да… — ответил я, смущенный тем, что он с первого взгляда верно оценил мои намерения.

— В здании вокзала. Вон в ту дверь входи — там увидишь.

— Спасибо, — ответил я, не поднимая глаз, и последовал его совету.

Я вошел в эту дверь и очутился в душном и шумном зале, заполненном сновавшими во все стороны людьми. Небольшой закуток в углу был отгорожен деревянным барьером. Над ним висела табличка с надписью «Почта, телеграф, междугородный телефон», а рядом были пристроены две тесные переговорные кабины. У загородки стояла очередь, в хвост которой я и пристроился. Простоять пришлось около часа, и я, наконец, смог отправить маме обещанную телеграмму: «ДОЕХАЛ БЛАГОПОЛУЧНО = ГЕНА».

«Глупость, конечно. А как я еще мог доехать?» — думал я, выходя на улицу, чтобы двинуться в направлении, указанном стрелкой на схеме, которую мне начертила мама перед отъездом. Что я, ребенок, что ли? Слава Богу, семнадцать лет уже. Аттестат зрелости в кармане, паспорт тоже. Сейчас что, война? Нет, конечно. Тринадцать лет как закончилась. Или я при себе крупную сумму денег везу, а на дороге лихие разбойники орудуют? Тоже нет. Так чего, спрашивается, переживать? Напускное это все, вот что. Только чтобы лишний раз подчеркнуть, что я еще не взрослый. Я давно уже заметил, что родители упорно не желают признавать, что их дети с некоторых пор повзрослели, хотят жить своей собственной жизнью и в их опеке совершенно не нуждаются.

Я шел, стараясь не наступать на трещины в асфальте. Это у меня с детства такая привычка. Но тут я вспомнил, что уже взрослый, что приехал, чтобы стать студентом, и пошел, стараясь не смотреть на асфальт, чтобы не видеть, есть там трещины или нет.

Чемодан у меня был не то чтобы пижонский, но не самый худший. Не такой, как мама таскала по командировкам да при поездках на отдых — серый фибровый, а небольшой, вернее, средних размеров, с дерматиновой обивкой, блестящими металлическими углами и заклепками.

Впереди, изумительно красиво повиливая ягодицами, шагала девчонка с модной клетчатой сумочкой и кокетливо ею размахивала. Пышное коротенькое платьице кремового цвета было ей как нельзя более к лицу. Я уже стал было придумывать, что бы у нее такое спросить, чтобы завязать беседу, но она неожиданно свернула в ближайшую подворотню. Я сделал вид, что отдыхаю — поставил чемодан на асфальт и стал, как мне казалось, незаметно за нею наблюдать. С дворовой лавочки подхватился какой-то тип чуть постарше меня и подлетел к ней, как молодой петух. Он обнял ее за талию, и они в полуобнимку пошли к какой-то двери под навесом, густо оплетенным диким виноградом. Боже, как я в этот момент ненавидел этого типа! Кстати, и ее тоже. «Ну почему она должна улыбаться ему, а не мне? Почему он так бесстыдно при всех ее обнимает? Нет, я ужасный эгоист, черт возьми!»— думал я, сгорая от зависти. Раздосадованный тем, что такая красивая девчонка, ушла к тому типу, вовсе не