вечером вбивал в стену над кроватью Баптиста посылочные гвозди, протягивал между ними тонкий обмоточный провод и подпаивал сетевой шнур к его концам. В момент, когда Баптист сел на кровать, Лабунец сунул на секунду вилку шнура в розетку, и тонкий провод вспыхнул под током, как магниевая стружка.

— Все! Это уже вообще! Вы банда! Завтра иду в студсовет! С меня хватит! Вы меня, сволочи паршивые, сейчас дважды чуть током не убили! Причем, общеопасным способом! Вас надо не то, что из общежития выселить, а под суд отдать за такое издевательство! — орал разъяренный Баптист.

— Ах ты ж падаль зловонная! Гнилой отброс! Да тебя, клоп ты смрадный, на электрический стул посадить надо, чтоб соседей по комнате уважать научился! — хрипло басил Лабунец, довольный результатами своего «творчества».

— Кого уважать? Таких, как ты? За что? За что тебя уважать, горилла ты волосатая? — возмущался оскорбленный Баптист.

— Да хотя бы только за то, что мы твои соседи, жлобина облезлая! Это тебя надо выселить, паскуда свиноголовая! — продолжал Лабунец в том же тоне.

В это время в проеме открытой двери появилась сутулая фигура, в которой все без труда узнали Мишку Алтухова из соседней комнаты. Послушав немного перебранку Лабунца и Баптиста, он тоже вклинился:

— Чего орете? Пацаны спят — на занятия утром, а вы раскричались! Хотите, чтоб вас выселили за нарушение порядка? Так я вам устрою!

— Правильно, — сказал Баптист. — Их давно пора выселить! А Лабунца — самого первого. Дважды сейчас меня током чуть не убили, скоты!

— Ах ты, шакал вонючий! Обезьянья жопа на костылях! — возмутился Лабунец. — Пришел в три часа ночи, всех побудил, еще и жалуется!

— Не надо было мою розетку ломать! Я бы тогда тихо включил свою настольную лампу, поужинал и спать лег, — несколько спокойнее заявил Баптист.

— Так это из-за тебя, Митька, этот шум среди ночи? А еще жалуешься, что над тобой тут издеваются, — удивленно сказал Алтухов.

— Почему из-за меня? — негодовал Баптист. — Из-за них вот. Каждый день то мою лампочку разобьют, то рубильник в шкафу выключат, то закоротку сделают, то…

— Ой-ой, обидели деточку, конфетки не дали, — перебил его Алтухов. — Знаешь, Митька, за такое поведение… Да пацаны с тобой еще либерально поступают. У нас в комнате за такие дела не так бы разговаривали — по-мужски.

— Так ты мне тоже угрожаешь?! Ты в студсовете, порядок наводить должен, а не им потворствовать! — разорялся Баптист.

— Хватит, — твердо сказал Алтухов. — Если ты сейчас же не прекратишь скандал, я завтра на заседании студсовета подниму вопрос о твоем выселении.

С этими словами он закрыл дверь и удалился.

— Ничего, я к Шкицу пойду. Алтухов тоже получит по заслугам, — сказал ему вслед Баптист.

— Да ложись ты, скарлатина, спать, наконец! — цыкнул на него возмущенный Ленька.

— Сколько можно! Завтра разберемся, — поддержал я Лабунца.

— Да, да, успокаиваемся. Дайте хоть немного поспать, — призвал нас к порядку партиец Гаврюша.

Его слова подействовали на всех магически. Все разом умолкли. Баптист, что-то бормоча себе под нос, разделся и лег, наконец, в постель. А через четверть часа мы все уже крепко спали.

Юлий Гарбузов

7 ноября 1999 года, воскресенье

Харьков, Украина

4. Дед Гордей

Будучи впечатлен своими вчерашними приобретениями, я почти не спал всю ночь.

Чувство особого восхищения и радости вызывала у меня спиннинговая катушка, купленная накануне в спортивном магазине на деньги, вырученные за наловленную рыбу. Неся ее в авоське, словно царское сокровище, я направился на толкучку, чтобы купить к ней леску, блёсны да крючки. Такого товара в те времена на прилавках советских магазинов не было — приходилось шастать по базарам среди рядов, где торговали всяким хламом. В качестве обер-консультанта я уговорил поехать со мной давнего друга — Вовку Родионова, которого для краткости все именовали Родионом. Родион долго отказывался — как раз судак клюет, а тут целый день терять, по барахолке шататься. Да и жара стояла адская. Но потом он вспомнил, что у него осталось мало крючков для живцов, да и тонкой лески для поводков — всего ничего. Так что в конце концов он согласился.

Родион, как опытный рыбак, придирчиво рассматривал снасти, предлагаемые из-под полы трусливо озирающимися шаромыжниками.

— Если леска желтоватая, это значит старая, порвется сразу же. Окрашенную тоже брать нельзя — они специально старую красят, чтобы желтизна не была заметна. Кроме того, надо просить на разрыв ее проверять. Если не дают, значит гниль. Хорошую новую леску просто так не порвешь. А крючки надо губой пробовать на остроту. Тупых не бери ни в коем случае.

В общем, вечером я аккуратно прикрепил к удилищу новоприобретенную катушку и агатовые кольца. Как всегда, консультировал Родион.

— Фланцы приматывай не толстой проволокой, чтобы гибкой была. Желательно, стальной. Но можно и медной. Виточек к виточку укладывай, не торопись. А кончики, чтобы не царапались, аккуратно подсунь потом под виточки. Лучше всего вязальной спицей. Можно и шилом, но это хуже — оно вгораживается во все на своем пути. А поверх проволоки один слой изоленты положи, чтоб от влаги защитить, — назидательно говорил он.

Но вот, наконец, наступило утро, и я сразу же после завтрака собрался на Старый Днепр, чтобы обновить новоприобретенные снасти. Родион с отцом еще с ночи на лодке на судака пошел, а я решил попытать счастья на Криничке. Так называли небольшую тихую заводь, на берегу которой из-под скалы бил холодный ключ. Чистая и прозрачная, как слеза, ледяная ключевая вода, весело журча, ручьем стекала в Старый Днепр, от чего в заливе было много рыбы. Честно говоря, я не замечал, чтобы на Криничке клев был лучше, чем в любой другой заводи, но так, во всяком случае, говорили старые опытные рыбаки. Рыба — она, мол, чистую воду любит. Поэтому занять место на Криничке порой было очень даже непросто. Но в тот день был понедельник, и рыбачили в основном те, кому не нужно было идти на работу: профессиональные рыбаки, пенсионеры, отпускники-любители да ребятня вроде нас с Родионом. А таких в те времена было совсем немного.

К Криничке часто подходили местные прогулочные колесные теплоходики «Рубин» и «Диабаз», чтобы в жаркий летний полдень набрать свежей ключевой воды. Приходили туда за водой и люди из близлежащих поселков с ведрами да канистрами. Один старый рыбак с пышными седыми запорожскими усами недавно сказал нам с Родионом не без гордости:

— Це, хлопці, історична криниця: з неї сам Тарас Бульба пив!

Несмотря на свои одиннадцать лет, я уже был неплохо знаком