что, если бы переговоры велись до апреля, Жозеф Бонапарт еще не был бы провозглашен королем Неаполя, а если бы договаривались до июня, Луи Бонапарт еще не стал бы королем Голландии; что, наконец, если бы договаривались до июля, Германская империя еще не распалась бы. Итак, Убри принял решение и 20 июля подписал, несмотря на настояния лорда Ярмута, мирный договор с Францией.

В открытых статьях оговаривались, как мы уже указали, уход из Германии, независимость республики Рагузы, целостность Турецкой империи. В тех же статьях обещалось содействие обеих договаривающихся держав в разрешении споров, возникших между Пруссией и Швецией; Франция открыто соглашалась принять содействие России в восстановлении мира с Англией. Всё это обеспечивало сохранение у России видимости влияния, которого она не хотела терять. Была вновь обещана независимость Семи Островам (Ионическим островам) и немедленное оставление залива Каттаро. В секретных статьях наследному принцу Неаполя предоставлялись Балеары, но с условием не принимать там англичан в военное время; обеспечивалась пенсия его матери и отцу; обещалось сохранение Шведской Померании за Швецией в соглашении, которое должно было стать предметом переговоров между Швецией и Пруссией.

Заключив договор, Убри тотчас отбыл в Санкт-Петербург, дабы получить ратификацию у своего правительства. Он считал свою задачу выполненной, ибо, если заключенный им мир и будет отвергнут его кабинетом, он, по крайней мере, на два с половиной месяца задержал экзекуцию, которая грозила Австрии. В этом отношении французы имели все основания говорить, что мир был подписан не вполне искренне.

Теперь Талейран сообщался только с лордом Ярму-том, позиция которого сильно ослабела, после того как Убри сдался. Французский министр сумел воспользоваться своим преимуществом и извлечь выгоду из договора с Россией, чтобы принудить лорда Ярмута предъявить его полномочия, что тот прежде отказывался сделать. Талейран заявил, что невозможно далее продолжать комедию с уполномоченным переговорщиком, который не хочет показать своих полномочий; что если он и далее будет откладывать их предъявление, французская сторона будет вынуждена считать, что их у него нет и его присутствие в Париже – лишь уловка, чтобы дождаться зимы и помешать Франции действовать либо против Англии, либо против других ее врагов. Врагов не назвали, но передвижения войск к Байонне внушали опасения, что в их числе может оказаться Португалия. Талейран добавил, что нужно незамедлительно принимать решение и либо покидать Париж, либо сообщать переговорам серьезный характер, ибо уже пробудили подозрения Пруссии, которая требует успокаивающего заверения насчет Ганновера. А поскольку Франция не желает терять союзника, то она готова предоставить требуемое заверение. Отменить его будет невозможно, и тогда либо война станет вечной, либо мир придется заключать без возвращения Ганновера. Да и новые отсрочки не доставят никакого выигрыша, потому что через два-три месяца придется, может быть, признать завоевание Португалии, как уже пришлось признать завоевание Неаполя.

Убежденный этими доводами, подписанием договора Убри, движимый стремлением к миру, а также весьма естественным желанием поставить свое имя под подобным договором, лорд Ярмут наконец предъявил свои полномочия. Это было первое преимущество, которого желал добиться Талейран, и он поспешил сделать его бесповоротным, попросив назначить французского полномочного представителя для открытых переговоров с лордом Ярмутом. Наполеон выбрал генерала Кларка, наделив его прямыми и явными полномочиями. Начиная с этой минуты 22 июля, переговоры были открыты официально.

Генерал Кларк и лорд Ярмут объяснились и оказались во всём согласны, кроме Сицилии. Лорду Ярмуту не дозволили уступать, особенно при таком незначительном возмещении, как Балеары. Наполеон хотел обеспечить Сицилию своему брату Жозефу по весьма значительным причинам. Пока королева Каролина остается в Палермо, положение Жозефа в Неаполе ослаблено; война будет вечной между этими двумя частями бывшего королевства Обеих Сицилий, возбужденная Калабрия всегда будет оставаться рядом, и, что еще более опасно, королева Каролина, запертая в Палермо и имея возможность удержаться на своем острове только при поддержке англичан, предоставит им его целиком. Следовательно, оставить Сицилию Бурбонам означает отдать ее англичанам – бесконечно досадное обстоятельство для всего Средиземноморья.

Лорд Ярмут, несмотря на желание заключить договор, не мог решиться принять такие условия. Но вскоре новое препятствие еще более сковало его добрую волю.

Узнав о поведении Убри, Сент-Джеймский кабинет весьма разгневался и поспешил отправить курьеров в Санкт-Петербург с жалобами на то, что русский переговорщик бросил английского. Он этим не ограничился и осудил собственного переговорщика, лорда Ярмута, за то, что тот слишком рано предъявил свои полномочия. Опасаясь, что лорд Ярмут мог быть подвержен порывам из-за личных связей с французскими дипломатами, кабинет выбрал для участия в переговорах вига, лорда Лодердейла, человека весьма трудного характера. Второго полномочного представителя без промедления отправили, снабдив точными инструкциями, предоставлявшими, однако, некоторые послабления относительно Сицилии, которыми лорд Ярмут не располагал. Лорд Лодердейл был педантичным и склонным к формализму дипломатом. У него был приказ требовать установления принципа переговоров uti possidetis[18], который включал морские завоевания англичан и Сицилию, еще не завоеванную Жозефом. Правда, он не включал возвращения Ганновера, но это королевство было вне обсуждения, ибо англичане всегда заявляли, что не потерпят никаких споров по этому пункту. Лорд Лодердейл должен был оговорить, что uti possidetis не будет применяться абсолютным образом, в частности в отношении Сицилии, и что можно будет сохранить этот остров за компенсацию. Таким образом, какая-нибудь жертва в Далмации, в соединении с уступкой Балеарских островов, могла предоставить средство уладить дело.

Лорд Лодердейл скоро прибыл в Париж. Это был виг, а следовательно скорее друг, чем враг мира. Но его предупредили остерегаться соблазнов Талейрана, которым, как опасались, не смог противостоять лорд Ярмут.

Лорд Лодердейл был принят вежливо и холодно, ибо в Париже догадывались, что он прислан как противовес излишней сговорчивости лорда Ярмута. В ответ на присылку Лодердейла Наполеон назначил вторым переговорщиком Шампаньи. С этой минуты их было двое против двоих: Кларк и Шампаньи против лорда Ярмута и лорда Лодердейла.

Тотчас присоединившись к конгрессу, лорд Лодердейл начал с длинной категоричной ноты, в которой резюмировал конфиденциальные и официальные переговоры и просил о принятии принципа uti possidetis. Наполеон откровенно хотел мира и считал, что он у него в руках. Однако не следовало провоцировать этот характер, обидчивый и вспыльчивый. Наполеон отложил ответ, и это был первый признак недовольства. Лорд Лодердейл не счел себя побежденным и повторил свою декларацию. Тогда ему возразили достойной и энергичной депешей, в которой заявлялось, что до сих пор переговоры шли в откровенном и сердечном тоне и без всяких педантичных форм, которые новый переговорщик хотел в них привнести; что если намерения переменились и дипломатические церемонии скрывают тайное желание прервать переговоры после того, как будут раздобыты несколько клочков