формализм является одним из самых мощных современных течений, которое к тому же еще не пришло к окончательному самоопределению[1599]? Чтобы дать ответ на эти риторические вопросы, чтобы достичь желаемого синтеза, сделаем небольшое отклонение от нашей темы.

Формализм является мировоззрением – этот афоризм В. Коряка[1600], собственно, коротко подытоживает ряд работ критиков ОПОЯЗа. И поскольку этот афоризм относится к небольшому кругу исследователей, с ним можно согласиться. Но ни в коем случае нельзя его относить к формализму в целом. Несправедливым является отождествление формализма и ОПОЯЗа, поскольку последний есть небольшая фракция исследователей, пускай шумных и известных. И быть формалистом вовсе не значит признавать все опоязовские принципы. Опоязовцы действительно максималисты в науке, и во время становления формализма они провозглашали программу-максимум, чтобы со временем кое в чем поступиться, кое-что добавить и т. д. Очень характерно, что рост «популярности» ОПОЯЗа не вызвал роста количества [его участников].

Более того, в последние десять лет многие отошли от него. «Сколь многие ныне хотели бы повернуть бег времени вспять, чтобы уничтожить сочетание своих имен с Опоязом»[1601], – писал Б. Томашевский в 1922 году. Теперь он отошел от непосредственного участия в ОПОЯЗе. По сути, ОПОЯЗ в наше время – это союз трех имен: Б. Эйхенбаума, В. Шкловского и Ю. Тынянова, – вокруг которых еще вертится кое-кто из молодежи. «Без веры в себя, – говорил В. Розанов, – нельзя быть сильным. Но вера в себя разливается в человеке „нескромностью“»[1602]. Это очень подходит к ОПОЯЗу.

Только «нескромность» отдельных лиц дает основания считать ОПОЯЗ еще чем-то дельным и актуальным. На самом же деле ОПОЯЗ уже стал пройденным этапом литературоведения, и сейчас мы должны идти дальше, пользуясь его достижениями, о которых шла речь в первой половине статьи. От ОПОЯЗа как направления, школы, объединявшей исследователей с разными методами, нужно двигаться к формализму – не как мировоззрению, а как мощному средству овладения самой сутью литературно-художественных произведений. Достаточно уже того, что один из экс-опоязовцев В. М. Жирмунский назвал (формальный метод. – Г. Б., А. Д.) «формалистическим мировоззрением»[1603]: пришло время взяться за обоснование формального метода именно как метода, а не как объекта исследования[1604].

Этот путь открывает широкие перспективы. Сам В. Жирмунский признает, что «наша задача при построении поэтики – исходить из материала вполне бесспорного и, независимо от вопроса о сущности художественного переживания, изучать структуру эстетического объекта»[1605]. Но подобное имманентное исследование эстетического объекта совсем не должно превратиться в самоцель – оно должно объединяться с другими исследованиями – социологическим, психологическим и т. д. «Спецификация литературных вопросов, дифференциация историко-литературных проблем и освещение их светом положительных знаний, в том числе хотя бы и светом социологии, – вот задача формалистов»[1606].

И под конец еще одна цитата, последняя: «Совершенствование наук выражается в их разграничении относительно цели и средств, а не в смешивании, в их взаимодействии, а не в рабском служении другим» (Потебня)[1607].

На этом я закончу.

«К критике методологических позиций украинского литературоведения». Стенограмма публичной самокритики Агапия Шамрая (1931)[1608]

30 марта 1931 Институт Т. Г. Шевченко начал проверку в ключе самокритики методологических позиций своих сотрудников[1609]. Здесь дан подробный отчет первого публичного собрания Института, посвященного обзору работ научного сотрудника Института А. Шамрая, которое прошло с участием представителей других литературоведческих организаций, писателей и художественной общественности.

Открывает собрание директор Института академик Дмитрий Багалей:

Идея самокритичного пересмотра собственных позиций как одной из форм новых методов работы в наше великое время социалистического строительства должна занимать важное место в работе Института Т. Г. Шевченко. Начал эту работу наш кабинет изучения литературы эпохи торгового капитализма под моим руководством, но сразу стало понятно, что эту работу никак нельзя замыкать в пределах одного кабинета и даже целого Института, потому что такая самокритика только тогда станет настоящей самокритикой, когда будет проходить с участием широкой советской общественности. Поэтому мы с согласия Дома литературы им. В. Блакитного[1610] объявили это общественное собрание коллектива Института, пригласив кафедру литературоведения ВИМЛ[1611], харьковских литературоведов, лекторов, пролетарское студенчество. Вступительное слово предоставляется директору Института тов. Пилипенко.

Вступительное слово т. Пилипенко

Мы живем во время последнего этапа НЭПа, во время завершения строительства социалистической экономики, во время ликвидации кулачества как класса на базе общественной коллективизации. Как дым развеются надежды буржуазии на замедление темпов пятилетки, и буржуазия в судорогах оказывает свое последнее сопротивление в нашей стране, выбирая самые слабые места. Таким «слабым местом» является теория, которая сильно отстает от великой практики. Вспомним авторитетное сигнализирование об этой опасности товарища Сталина на съезде аграрников-марксистов[1612]. Но социалистическое наступление определяется решительными победами и здесь. Разоблачение и преодоление деборинщины[1613] в философии, рубинщины[1614] в политэкономии, переверзевщины[1615] в литературоведении – все это яркие признаки мощного наступления марксистско-ленинской науки на теоретическом фронте.

Мы, коллектив Института Шевченко, до сих пор не можем похвастаться хоть сколько бы заметными успехами в действительном овладении марксистским мировоззрением, как мы об этом заявляли в своих декларациях. Среди нас еще процветают форсоцовство, буржуазный социологизм, переверзевщина и другие разновидности антимарксистских течений. Литературоведение не стало еще партийной опорой, не большевизировалось, не приобрело нужных темпов и ясности, которые от нас требуют обстоятельства социалистического наступления. Некоторые из нас еще думают, что можно освоить марксистскую методологию, не имея марксистского мировоззрения.

Ясно, что марксистское мировоззрение приобретается только при условии активного участия в социалистическом строительстве под руководством и вместе с пролетариатом. Ясно, что марксистское мировоззрение закаляется только в упорной борьбе с враждебными течениями, в отстаивании генеральной линии. И ясно, что, не развернув борьбу в своих рядах, не стоит и говорить про хоть сколько-нибудь успешную внешнюю борьбу. Отсюда возникает необходимость систематической и непримиримой самокритики. Сегодня мы начинаем первую публичную попытку такой самокритики. Мы должны требовать от каждого, кто примет в ней участие, четкого осознания, что марксизм-ленинизм является советской государственной доктриной, вне которой нет настоящей науки. Мы должны отметить, что судят не по пройденным этапам, а по упорному сознательному отстаиванию своих ошибок. Мы должны требовать в интересах высокой принципиальности своих выступлений, чтобы «самокритикант» относился к себе как к чужому, как к личности, отраженной в зеркале, поскольку перед нами предстанут не личности, а методологические позиции. Их конкретные носители нас будут интересовать только в случае упрямого маскирования, упрямого непризнания своих ошибок. Вот почему товарищеский тон, тактичность в сочетании с непримиримостью есть метод самокритики. Самокритика нам нужна для того, чтобы продвинуть нашу науку на