В 1926 году в газете «Вечернее радио»[1552] от 21 июля была напечатана небольшая статья Виктора Шкловского «Цемент и мандат», написанная специально для этого издания. В заметке, помещенной в той же газете днем раньше, сообщалось, что в Харьков прибыл «известный писатель и теоретик литературы Виктор Шкловский», приезд которого связан с переговорами с ВУФКУ[1553] о постановке фильма по его сценарию[1554]. Предположительно, именно в эти дни, 20–22 июля, Шкловский выступил с открытой лекцией[1555] во Всеукраинском коммунистическом институте журналистики[1556].

Из переписки Владимира Маяковского и Лили Брик можно установить, что, вероятнее всего, Шкловский оказался в Харькове проездом в Евпаторию, где примерно с 22 июля по 2 августа на Ялтинской киностудии ВУФКУ проходили съемки фильма «Евреи на земле»[1557], сценарий к которому написали Маяковский со Шкловским. Организатором съемок выступила Лиля Брик, режиссером – Абрам Роом, оператором – Август Кюн. Рашид Янгиров отмечает, что еще в Москве Маяковский со Шкловским набросали черновой вариант сценария[1558], который Лиля Брик предложила руководству ОЗЕТ[1559]. В письме Маяковскому от 12 июля 1926 года Брик сообщала: «Самая главная новость – что я работаю в „Озет“ (Общество земледельцев евреев трудящихся). Если можешь, съезди посмотри крымские колонии. На днях Витя Шкловский едет туда снимать фильму с Роомом и с Юшкевичем (от Госкино). Работа моя пока маленькая, и денег за нее не платят». В письме от 23 июля Брик писала Маяковскому, уже будучи в Евпатории: «…снимаем вовсю, но не по вашему сценарию. Колонии ослепительно интересные!»[1560]

Виктор Шкловский позже вспоминал о съемках:

Жили мы (с А. Роомом. – Г. Б., А. Д.) рядом с Маяковским и Лилей Брик. В свободное время мы еще написали сценарий хроникальной ленты „Евреи на земле“ и сняли эту картину без всяких помощников, кроме оператора Кюна. Эта картина, надписи к которой сделал Маяковский, рассказывает о попытке создать в районе Евпатории еврейские земледельческие колонии. Место сухое, степное, воду добывают из глубоких колодцев, выкручивая ее двумя конями, идущими по кругу и вращающими барабан. В широких каменных колодцах живут, опасаясь от степной жары, стаи голубей. Они вылетали из колодцев, опережая появление бадьи. Евреи – люди городские. Приезжали они в степное место, возились с волами. Волы несколько успокаивали нервы горожан. Строились новые деревни из евпаторийского песчаника, который легко пилили обыкновенной пилой. Деревни ставились просто. По крайней мере, я помню одну из таких деревень по краям обочины железной дороги. Остановки не было, но сама железная дорога давала какое-то напоминание о городской жизни[1561].

Можно предположить и то, что заказ на съемку пропагандистского фильма о евреях – колонистах Крыма Маяковский (который также был членом президиума ОЗЕТ) получил прямиком от самой организации[1562]. Как отмечает Ян Левченко, «Евреи на земле» – своего рода «хроника этнографической революции, попытка которой имела место в СССР за двадцать лет до образования еврейской государственности, сделавшей ставку на кибуцы»[1563].

Целью деятельности ОЗЕТ было превращение части еврейского населения СССР в колонистов-земледельцев. Всего предполагалось переселить на специально выделенные пустующие земли юга Украины, Крыма, Кубани и Северного Кавказа до 100 000 семей (около полумиллиона человек). В 1926 году предполагалось отправить на новые земли 10 000 семей[1564]. Для идеологического обеспечения кампании ОЗЕТ заказывал самые разнообразные материалы – от плакатов до фильмов. ОЗЕТ был ликвидирован решением советского правительства в мае 1938 года.

Публикация

Кость состоит из извести и соединительной ткани.

Железобетон из железа и цемента с песком и гравием.

Железобетон крепок, как кости. Из него сейчас создаются кости индустриализирующейся России.

СССР – это Россия плюс советская власть и железобетон.

Была Россия мягкая. С мягкими от грязи и пыли дорогами. С нековаными лошадьми, с мягкими соломенными крышами. Сейчас она заводит кости.

Это как в зародыше, в эмбрионе создаются точки окостенения. СССР твердеет с промышленных городов, с заводов. Твердеет от угля Донбасса, от стали Урала и южных копей, от нефти.

Гладков написал роман «Цемент». В этом романе описано восстановление цементного завода.

Но в романе заводы восстанавливаются иначе. Они твердеют не для себя, они – железы всей страны.

Цементный завод, только что восстановленный в Новороссийске, создаст ребра электрических станций, плотины в реках, мосты через реки, перекрытия в домах, берега на каналах орошения и даже шпалы на железных дорогах.

Такие шпалы крепче и, в конечном счете, выгоднее, чем деревянные.

В конечном счете и жизнь сейчас интереснее и значительней романов. Она также и смешней комедии.

В театре Мейерхольда на сцене с вращающимся полом на фоне каменной стены, там, за колосниками, уже в который раз идет «Мандат»[1565].

«Мандат» – пьеса сборная, она вся собрана из анекдотов и острот, из всего того, чем пытаются отшутиться сейчас люди.

Действующие люди в пьесе: ненастоящий коммунист с ненастоящим мандатом, который выдан будто бы ему домовым комитетом.

И ненастоящая Анастасия Николаевна, великая княгиня в сундуке.

Пьеса веселая и невероятная. Случайно одели кухарку в парчовое платье. Потом случайно посадили ее на револьвер. Еще вылили на нее ведро воды, чтобы револьвер не выстрелил. А потом приняли ее за Анастасию. Пьеса написана Эрдманом и, кажется, достаточно невероятна.

Но еще невероятней событие совершилось в Берлине.

Там появилась Анастасия Николаевна[1566]. Я, говорит, государя покойного дочь и спасена верным солдатом поляком. А в доказательство, пожалуйста, получите фотографическую карточку.

Если я не похожа, так это потому, что постарела от годов и сильных переживаний.

Самое замечательное в этом заграничном «Мандате» – это то, что тамошняя Анастасия говорит по-польски, а по-русски не говорит.

Что даже изумительно, русских женщин за границей много. Но они оказались не так догадливы. Им показалось, что дело не стоящее.

Николай Николаевич Анастасию Николаевну не признал.

Зато признал ее Кирилл.

Он, как инокиня Марфа, мать Димитрия, всех признает за сына[1567].

Впрочем, и Марина Мнишек признала многих.

Заграничные газеты обрадовались.

О цементе они не печатают. А на «Мандат» готовы написать пародию. Пишут они по этому поводу, что Россия – страна ужасная, что в ней даже в великих княжнах разобраться нельзя.

В этом самозванстве интересно желание добиться призрака.

Загробное честолюбие.

– Я, – говорит эта странная полька, – ваш прошлогодний снег. Вероятно, все это призрачное величие кажется очень доступным.

Димитрий Павлович – муж знаменитой портнихи.

Еще кто-то – инструктор американских гостиных.

Люди попроще – шоферы на такси, просто люди – раскинуты по пескам Африки, по болотам Южной Америки, копают уголь, убивают и чистят ботинки.

Люди всасывают землю, как пролитая вода. Не весело играет за границей императорским именем подписанный Мандат.