Югославия. Менее уязвимым казалось положение другого государства, которое благодаря мирному урегулированию после Первой мировой войны превратилось из небольшой балканской страны в державу средних размеров, территория которой простерлась далеко в Дунайский регион. Государство, или королевство, как его позднее обычно называли, сербов, хорватов и словенцев, получившее официальное название Югославия в связи с фундаментальными реформами 1929 г., было не таким большим, как новая Румыния, но его территория площадью 96 134 квадратные мили с населением более 12 миллионов человек создавала еще более серьезные проблемы для национального единства.

Как и в случае Чехословакии, следует четко различать вопрос национальных меньшинств, неизбежный в этой части Европы, и вопросы, возникающие в отношениях между ведущими народами, присоединившимися друг к другу, чтобы создать новое общее государство. Общая численность настоящих меньшинств не была особенно высокой – около 17 процентов, и среди них было такое разнообразие венгров, немцев, албанцев и представителей других народов, разбросанных по различным приграничным регионам, что ни одна из этих групп не играла большой роли. Безусловно, они были менее значимы, чем югославские меньшинства, оставшиеся под властью чужого государства, особенно в Италии. Но сами югославы состояли из трех разных народов, в связи с распадом Габсбургской монархии решивших осуществить свою давнюю мечту, объединившись в одно независимое государство, но не у всех у них было одно и то же представление о такой Югославии. Для сербов, которые сами по себе составляли бо́льшую половину всех югославов, это государство должно было быть фактически увеличенной Сербией. Его ядром должно было стать королевство, которое своими усилиями и окончательной победой в Балканских войнах и Первой мировой войне сделало такое объединение возможным и которое во время мирного урегулирования уже присоединило к себе Черногорию – другое ранее независимое государство, созданное сербским народом. Даже там, несмотря на общую этническую и религиозную принадлежность, по крайней мере сначала, возникло сопротивление такому поглощению одного государства другим. Запутанной, как всегда, была ситуация в Македонии, официально считавшейся чисто сербской, но в которой существовало движение за независимость под влиянием сторонников Болгарии. А боснийские сербы считали себя отличными от других сербов не только по историческим причинам, но и главным образом потому, что 750 тысяч человек из них были мусульманами. Но религиозные различия между православным большинством сербов и исключительно католиками-хорватами имели даже более глубокие последствия, несмотря на их общее христианское наследие и почти идентичные языки. Их разделяла не только религия. Нигде в Центрально-Восточной Европе в XX в. антагонизм между западными и восточными культурными тенденциями не был сильнее. Более того, идея о государственных правах Хорватии, сохранившаяся на протяжении более восьми веков союза с Венгрией, теперь была такой же действенной преградой для централизации, которую хотели осуществить сербы.

Если рассматривать положение словенцев – католиков западной культуры, как и хорваты, – то значение этого последнего фактора становится очевидным. Эта третья и самая маленькая часть югославов численностью менее полутора миллионов человек, у которой никогда не было своего отдельного государства, возмущалась доминированием сербов гораздо меньше. Более того, эти два народа, разделенные хорватами, не были непосредственными соседями. Также важным было то, что словенцы как народ, отношение к которому в довоенной Австрии было не самым благосклонным, теперь впервые получили возможность свободного культурного развития и свой национальный университет, основанный наконец в Любляне (при австрийцах называлась Лайбах). Хорваты, которые даже под властью венгров имели свой университет и национальную академию в Загребе (при австрийцах назывался Аграм), ничего не выиграли в этом отношении. Культурное развитие всего сербского населения, которое раньше было разделено политическими границами, разумеется, сильно ускорилось в расширившемся государстве. Университет, хотя и неполный, был основан даже в столице отсталой Македонии Скопье.

С экономической точки зрения больше всех выиграла Сербия, потому что, не имея столь долгое время выхода к морю, теперь она могла пользоваться портами побережья Далмации. Тот факт, что один из них – Задар (Зара) был отдан Италии за столом мирных переговоров, и тот факт, что еще более значимый хорватский порт Риека (Фиуме) был в конечном счете аннексирован ею же после нескольких лет раздражающих споров, действительно повлияли, но кардинально не изменили возможности нового развития, открывшиеся перед всей страной. А так как сербы и словенцы были крестьянскими народами, в то время как в Хорватии крестьяне, объединившиеся в сильную партию, после радикальной земельной реформы теперь представляли собой главную силу в национальном движении, то в тройственном королевстве было меньше социальной напряженности, чем в большинстве других стран Центрально-Восточной Европы.

Династия Карагеоргиевичей, тоже имевшая местные крестьянские корни, должна была стать объединяющей силой. Но она была гораздо более популярна в Сербии, где эта династия возникла и которую старый король Петр I и его сын Александр, ставший его преемником в 1921 г., так храбро защищали во время войны. Настоящие трудности начались, когда после временной администрации, в которой словенские и хорватские деятели занимали ключевые позиции наряду с сербскими, в 1921 г. было избрано Учредительное собрание. Пятьдесят четыре коммуниста, которые получили места в этом собрании из-за послевоенной депрессии, были лишены своих мандатов после убийства министра внутренних дел коммунистом. Вся эта партия была объявлена вне закона и вскоре утратила все свое влияние, которое у нее было. Но возник опасный антагонизм между сербским централизмом, представленным Радикальной партией под руководством Николы Пашича, и федералистской тенденцией, которую защищала хорватская Крестьянская партия, получившая подавляющее большинство в Хорватии под умелым руководством Степана Радича. Под влиянием первого конституция, принятая в Видов день (Видовдан), установила централизованную власть, против которой с самого начала были хорваты, несмотря на демократические свободы и пропорциональное представительство в парламенте, способствовавшее сосуществованию многочисленных партий.

Ситуация стала критической, когда Радич, находившийся то в тюрьме, то в правительстве и в 1927 г. вступивший в союз с сербами-федералистами, был застрелен вместе с двумя своими сторонниками депутатом от Черногории во время произнесения речи в парламенте 20 июня 1928 г. Когда новый лидер хорватской Крестьянской партии доктор Владко Мачек попросил разделить страну на федеральные земли с полным самоуправлением, король отреагировал установлением своей собственной диктатуры 9 января 1929 г. Он надеялся спасти единство королевства, уже не сербского, а югославского, путем централизации власти. Именно тогда это государство и получило официальное название Югославия и было разделено на девять провинций (бановин) под управлением королевских губернаторов, которые соответствовали скорее географическим нежели историческим, единицам или этническим группам. Новая конституция 1931 г. казалась возвратом к демократии, но избирательная система сильно уменьшила роль всех оппозиционных партий.