По замыслам Обручева и Артамонова, стратегия быстрого броска русской армии к Константинополю должна была наконец преодолеть негативный опыт предыдущих войн с Турцией. «Быстрота действий, основанная на верности расчета и энергии выполнения», позволяла лишить противника необходимого времени для организации эффективного отпора наступающим русским частям. Стремительное продвижение к Константинополю сократило бы шансы на быструю переброску в помощь Турции вооруженных сил Англии и Франции.

Примерно в то время, когда Артамонов читал лекции для офицеров гвардии и Петербургского округа, Милютин собирался ознакомить государя с запиской Обручева о том, «какие политические соображения и данные следует принять в основание для предпринятой разработки плана мобилизации нашей армии в случае войны». Эту попытку Милютин предпринял 25 марта (6 апреля) 1876 г.[782] Однако в то время Александр II был «совершенно уверен» в мирных перспективах, и поэтому записка Обручева, как и попытка Милютина добиться ее прочтения, осталась без высочайшего внимания. Вместо этого Александр II сообщил военному министру те самые секретные «обстоятельства», которые, по его расчетам, и должны были позволить России избежать войны.

В начале весны 1876 г. Милютин и Обручев неоднократно беседовали о планах подготовки к войне и пришли к выводу, что необходимо разработать «несколько планов мобилизации на разные, наиболее вероятные случаи», и решились просить политических «указаний» у канцлера и императора[783].

Балканы все более тревожили: пожар там явно разгорался и вокруг него разворачивалась большая европейская игра. Чем очевиднее проявлялась невозможность разрешить Балканский кризис одними усилиями дипломатов, тем в большей мере планы военных начинали касаться политических аспектов. Логика эффективного военного планирования заставляла руководство военного ведомства не только запрашивать политические ориентиры, но и самим их формулировать и доносить на высочайшее имя.

1 (13) октября 1876 г. в Ливадию, где при государе уже находился Милютин, прибыл Обручев. Именно его, а не А. А. Непокойчицкого военный министр первоначально прочил в начальники штаба Дунайской армии. Обручев «привез массу всяких сведений и соображений касательно театра предстоящей войны». Привез он и записку Артамонова. За обсуждением этих материалов они с Милютиным просидели «несколько часов». А 3 (15) октября Милютина и Обручева принял Александр II. Обручев представил императору «в сжатом очерке соображения о плане кампании в Европейской Турции»[784].

Уже самой первой строкой этого «очерка» Обручев «брал быка за рога»: он формулировал «цель войны — вырвать из власти турок ту христианскую страну (Болгарию), в которой они совершили столько злодейств». При этом, как полагал Обручев, «фактически занять часть Болгарии легко…». «…Но нельзя ручаться, — продолжал он, — чтобы это занятие побудило турок выполнить наши требования относительно всей страны; разбрасываться же самим по всей стране невозможно». Поэтому «надо быть готовым и к следующей, еще более энергичной мере побуждения турок, т. е. к удару на самый Константинополь».

Весьма эффектно. Обручев начинал с Болгарии, но заканчивал-то Константинополем. Смысл озвученного им был очевиден: цель войны — освобождение Болгарии — не может быть уверенно достигнута без взятия Константинополя. И в этой логике настоящей целью военных действий, пусть и не афишируемой, должен быть только Константинополь. Более того, нельзя не заметить щелчка Обручева по дипломатам. По его убеждению, планы территориальных «залогов» — занятия Болгарии до Балкан и т. п. — совершенно неэффективны, бесперспективны и вредны.

Но, как предполагал Обручев, у стен Константинополя «по всей вероятности мы встретим… англичан», с которыми «нам придется биться». Однако, «как ни грозно это столкновение», «лучше встретить» Англию «в Константинополе, чем биться с нею у наших берегов». И если мы возьмем Константинополь, считал Обручев, «тогда раз и навсегда отделаемся и от Турции и от Англии (курсив мой. — И.К.). Было бы большой ошибкой излишне опасаться брать Константинополь и заранее намечать пределы развитию успехов армии. Напротив, благоразумнее и предусмотрительнее, начиная дело с занятия Болгарии, быть вместе с тем готовым к достижению самых решительных результатов войны»[785]. Очередной щелчок. Постоянной умеренностью и самоограничением умиротворить англичан невозможно. К столкновению с Англией надо эффективно готовиться, в том числе и на основе глубокого военного планирования. Тогда и шансы избегнуть схватки могут увеличиться.

Записка Обручева повторяла все ранее сформулированные основные идеи обеспечения успеха кампании: «Наученные горьким опытом прежних войн, мы не должны ни медлить с переправой через Дунай, ни втягиваться в бедственную крепостную войну (курсив мой. — И.К.). Напротив, мы должны перейти Дунай, так сказать, мгновенно, затем — разом очутиться за Балканами, а из укрепленных пунктов брать только то, что безусловно необходимо для ограждения нашего тыла».

Соответственно строился и расчет времени похода:

Кстати, первые расчеты Обручева вскоре подтвердились. Объявленная 1 (13) ноября 1876 г. частичная мобилизация войск Киевского, Одесского и Харьковского военных округов прошла успешно и в сравнительно короткие сроки, в среднем за 13 суток.

Что же касается Кавказской армии, то в изложенном стратегическом замысле ей отводилась вспомогательная роль. «По отдаленности Кавказа от решительной цели действий, т. е. Константинополя, — писал Обручев, — от Кавказской армии нельзя ожидать решительного влияния на турок. Занятие ближайшей к нам страны их ни к чему не побудит, идти же далеко вглубь — и дорого и не расчетливо»[786].

В понимании стратегических основ кампании Обручев был далеко не одинок. Приблизительно в ноябре 1876 г. свою записку о плане войны представил генерал-майор К. В. Левицкий. Так же, как и Обручев, он был убежден, что «нельзя задаваться целью только занятия каких-либо провинций… а должно бить прямо в центр власти турок — идти на Константинополь и там предписать условия надежного замирения». Считая быстроту и решительность действий основными слагаемыми успеха предстоящей кампании, Левицкий отмечал, что в условиях балканского театра, особенно в зимний период, эти факторы «будут встречать большие затруднения». Тем не менее для их преодоления, по его убеждению, «необходимо не останавливаться ни перед какими мерами, которые могут тому способствовать, а также ни перед какими расходами».