спустился в Тёмный Колодец (как и я спустился в другой тёмный колодец и оказался здесь), чтобы избежать чистки, либо специально? Что если он спустился Элденом, а вернулся Летучим Убийцей? Возможно, божество Тёмного Колодца направляло его. Или Элден был одержим им, стал этим божеством. Ужасная мысль, но в ней был определённый смысл, основанный на том, как все – и серые и цельные люди – уничтожались, большинство из них медленно и мучительно.

Были детали, которые не стыковались, но многие подходили. И как я уже сказал, это помогло скоротать время.

Вопрос, на который я не мог найти ответа: что со всем этим можно сделать?

6

Я немного узнал своих товарищей по заключению, но так как мы оставались заперты в своих камерах, было невозможно развивать то, что вы назвали бы близкими отношениями. Фремми и Стукс были комическим дуэтом, хотя их остроумие (или то, что за него выдавалось) больше забавляло их самих, чем кого-либо другого, включая меня. Домми был здоровяком, но этот его навевающий мысли о кладбище кашель усиливался, когда он ложился. Другой чёрный парень, Том, был гораздо меньше. Он обладал фантастически певучим голосом, но только Эрис могла уговорить его что-нибудь спеть. В одной из его баллад рассказывалась история, которую я знал. О маленькой девочке, которая пошла навестить свою бабушку и встретила волка, одетого в ночную рубашку бабули. Я помнил, что у «Красной шапочки» был счастливый конец, но версия Тома заканчивалась мрачной рифмой: Она бежала, но её поймали, и все её усилия ничего не дали.

В Глубокой Малин счастливые концовки, похоже, были в дефиците.

К третьему дню я начал понимать истинное значение слова «безумие». Мои коллеги по темнице, возможно, и были цельными, но отнюдь не кандидатами в МЕНСА40. Джайя казалась достаточно сообразительной, и был ещё один парень по имени Джека, который знал бесконечное число загадок, но разговор с остальными был бессвязной болтовнёй.

Я отжимался, чтобы разогнать кровь, приседал и бегал на месте.

– Вы посмотрите, как выпендривается этот маленький принц, – как-то сказал Йо. Йота был засранцем, но, тем не менее, он мне понравился. В чём-то он напоминал мне моего давно отдалившегося приятеля Берти Бёрда. Как и Бёрдмэн, Йота был бесхитростен в своей заносчивости, к тому же меня всегда восхищали хорошие болтуны. Йота не был лучшим из тех, кого я когда-либо знал, но и не был плохим, и хотя я ещё не стал старожилом, мне нравилось подначивать его.

– Смотри, Йо, – сказал я, и поднёс руки к груди ладонями вниз. Затем подпрыгнул, ударив коленями по ладоням. – А ты так можешь?

– И порвать себе что-нибудь? Растянуть мышцы? Вывихнуть копчик? Тебе бы этого хотелось, правда? Тогда ты смог бы убежать от меня, когда начнётся «Честный».

– Я не собираюсь быть первым, – сказал я. – Тридцать первым и останусь. Летучий Убийца разделается со всеми цельными. Давай же, посмотрим, получится ли у тебя! – Я поднял ладони почти до подбородка и продолжил упраждение. Мои эндорфины, несмотря на усталость, приняли вызов. По крайней мере, ненадолго.

– Будешь продолжать, у тебя треснет задница, – сказал Бернард. Он был старшим из нас, почти лысым. Те немногие волосы, что у него остались, поседели.

Я засмеялся и мне пришлось остановиться. Хэйми лежал на своём тюфяке и посмеивался.

– Будет тебе тридцать два, – сказал Йо. – Если вскоре не появится ещё один, они позовут Красную Молли. Она сделает тридцать два. Довольно скоро эта сука вернётся из Кратчи, и Летучий Убийца не захочет долго ждать своего развлечения.

– Только не она! – сказал Фремми.

– Даже не вспоминай! – выпалил Стукс. У них были одинаково встревоженные взгляды.

– А я буду. – Йо снова запрыгнул на решётку своей камеры и начал трясти прутья. Словно это его любимое упражнение. – Она цельная, разве нет? Хотя её буйная мамаша рухнула с дуба и разодрала себе всю блядскую рожу в клочья.

– Стоп, – сказал я. Мне на ум пришла безумная догадка. – Вы ведь не хотите сказать, что её мать…

– Хана, – сказал Хэйми. – Та, кто охраняет солнечные часы и сокровищницу. Хотя, если ты добрался до часов, значит она отлынивает от работы. Летучему Убийце это не понравится.

Я почти не слушал. То, что у Ханы есть дочь, поразило меня, главным образом потому, что я даже не мог представить, кто переспал с ней, чтобы произвести потомство.

– Рыжая Молли… ну ты понял, тоже великанша?

– Не такая, как её мать, – ответил Эммит дальше по коридору. – Но она большая. Она ушла в Кратчи, повидаться с роднёй. Ну, это страна великанов. Она вернётся и порвёт тебя, как грелку, если схватит. Но не меня. Я быстрый. Она медленная. Вот тебе то, чего не знает Джека: таять может, да не лёд; не фонарь, а свет даёт. Кто я?

– Свеча, – ответил Джека. – Это каждый знает, дубина.

Я не задумываясь произнёс:

– Игра не стоит свеч. Мой меч – твоя голова с плеч.

Тишина. Затем Йо сказал:

– Всевышний Бог, где ты такое услышал?

– Я не знаю. Кажется, слышал в детстве от моей мамы.

– Значит твоя мать была странной женщиной. Никогда больше так не говори, это плохая рифма.

Дальше по сырому коридору Глубокой Малин Домми начал кашлять. И кашлять. И кашлять.

7

Два или три дня спустя – здесь можно было только гадать, в темнице не существовало времени – Перси принёс нам завтрак, и в этот раз настоящий: связка толстых сосисок, которые он бросил через решётку. Девять или десять в связке. Я поймал свои на лету. Хэйми позволил еде упасть на грязный пол, затем поднял и вяло отряхнул связку. Он недолго смотрел на неё, затем опять бросил на пол. В этом виделось ужасное сходство с поведением Радар, когда та была старой и умирающей. Хэйми вернулся на свой тюфяк, подтянул колени к груди и отвернулся к стене. Напротив нас Йо сидел на корточках у решётки камеры и грыз свою связку сосисок посередине, двигаясь то влево, то вправо, будто пожирал початок кукурузы. Его борода блестела от жира.

– Давай, Хэйми, – сказал я. – Попробуй съесть хотя бы одну.

– Если он не хочет, брось их сюда, – сказал Стукс.

– Мы мигом о них позаботимся, – сказал