швырнуть через решётку. Мясо было нормальным, без личинок, которые так и ожидаешь увидеть в темнице, а морковь хрустела на зубах. Они хотели, чтобы мы были здоровы, и мы были здоровы, за исключением Домми, страдающего каким-то заболеванием лёгких, и Хэйми, который ел мало, а во время еды жаловался на боли в животе.

Было ли утро, день или ночь, газовые фонари непрерывно горели, но их было так мало, что Глубокую Малин окутывали своего рода сумерки, которые дезориентировали и угнетали. Будь у меня чувство времени, когда я оказался тут (а у меня его не было), я бы лишился его после первых же суток.

Места, куда пришлись удары гибкой палки Аарона, болели и пульсировали. Я нанёс на них остатки мази и это помогло. Я как мог протёр лицо и шею. Грязь отваливалась кусками. В какой-то момент я отключился и мне снилась Радар. Она бежала вприпрыжку, молодая и сильная, окружённая облаком оранжевых и чёрных бабочек. Не знаю, сколько я проспал, но когда проснулся, в камерах всё ещё стояла тишина, не считая храпа, единичных пердежей и кашля Домми. Я встал и хлебнул воды, осторожно закрывая пальцем отверстие в донышке кружки. Когда вернулся к своему одеялу, то заметил, что Хэйми пристально смотрит на меня. Припухшие мешки под его глазами казались синяками.

– Ты не обязан завратать меня. Я отменяю твоё обещание. Я должен пройти через это, несмотря ни на что. Они швыряют меня, как мешок с зерном, и это на простой игре. Что будет, когда придёт «Честный»?

– Я не знаю. – Я хотел спросить его о «Честном», но подумал, что это может быть турнир по кровавому спорту, как бой в клетке. Тридцать два, как я уже понял, делилось до самого низа. Ну, а что такое игра? Тренировка. Разогрев перед главным событием. Было кое-что, что интересовало меня больше.

– По дороге в Лилимар я встретил мужчину и мальчика. Они были, ну ты понял, серыми людьми.

– Как и большинство из них, – сказал Хэйми. – С тех пор, как Летучий Убийца вернулся из Тёмного Колодца. – Он горько улыбнулся.

В этом одном предложении содержалась тонна предыстории, и я хотел её знать, но пока что сосредоточился на сером человеке с костылём. – Они шли с Приморья…

– Недавно? – прошептал Хэйми без особого интереса.

– И мужчина что-то сказал мне. Сначала назвал меня цельным…

– А развя нет? На тебе ни следа серости. Куча грязи, но не серости.

– Затем он сказал: «Для кого из них твоя мать задрала юбку, чтобы сохранить тебе чистое личико?» У тебя есть хоть какое-то представление, что это может значить?

Хэйми сел и уставился на меня широко раскрытыми глазами.

– Откуда, во имя всех оранжевых бабочек, которые когда-либо летали, ты появился?

Напротив нас Йо хрюкнул и заёрзал в своей камере.

– Ты знаешь, что это значит или нет?

Он вздохнул.

– Галлиены правили Эмписом с незапамятных времён, ты ведь это знаешь, развя нет?

Я махнул рукой, мол, продолжай.

– Тысячи и тысячи лет.

И снова у меня в голове будто звучали два языка, слившиеся так сильно, что почти стали одним.

– В каком-то смысле они всё ещё правят, – сказал Хэйми. – Летучий Убийца, будучи тем, кто он есть, и всё такое… если он всё ещё он, а не превратился в существо из колодца… но… так, блядь, о чём это я?

– О Галлиенах.

– Теперь их нет, это самейное древо срублено… хотя говорят, кто-то из них всё ещё жив…

Я знал, что кто-то из них жив, потому что встречал троих из них. Но я не собирался делиться этим с Хэйми.

– Но было время – ещё был жив отец моего отца, – когда было много людей из рода Галлиенов. Достойные мужчины и женщины. И всех их вырезал Летучий Убийца.

Ну, он вырезал не всех, но я не стал говорить ему.

– И они были похотливы. – Он ухмыльнулся, обнажив зубы, такие странно белые и здоровые на этом измождённом лице. – Ты знаешь, что это означает, развя нет?

– Да.

– Мужчины сеяли своё семя повсюду, не только здесь в Лилимаре или Цитадели, но и в Приморье… Деске… Уллуме… даже, говорят, на Зелёных островах за Уллумом. – Он хитро улыбнулся мне. – И, говорят, женщины тоже были не прочь немного поразвлечься за закрытой дверью. Похотливые женщины, похотливые мужчины, и прелестный маленький насильнек; многие простолюдины были счастливы лечь c королевской особой. И ты знаешь, что получается от таких занятий, верно?

– Дети.

– Дети, всё так. Это их кровь, Чарли, завратает нас от серости. Кто знает, какой бринц или придворный, или даже король собссной персоной ложился с моей бабушкой, или прабабушкой, или даже с моей матушкой? И вот он я, без патнышка серости на коже. И Йо, эта человекоподобная обезьяна, тоже без патнышка; Домми и Чёрный Том без патнышка… Стукс и Фремми… Джайя и Эрис… Дабл… Балт… док Фрид… все остальные… и ты. Ты, который ни хрена не знает. Это почти заставляет меня задуматься…

– О чём? – прошептал я. – Что у тебя на уме?

– Не важно, – ответил он. Он лёг и положил одну из своих худых рук на глаза, похожие на синяки. – Просто тебе бы следовало подумать дважды, прежде чем смавать грязь.

Из глубины коридора тот, кого они называли Галли, прорычал: «Тут есть люди, которым не помешало бы поспать!»

Хэйми закрыл глаза.

4

Я лежал без сна и думал. Мысль о том, что так называемые цельные люди были защищены от серости сначала показалась мне расистской, наряду с тем, как фанатичные придурки говорят, что белые люди от природы умнее чёрных. Я считал – как я уже говорил – что люди пресловутых королевских кровей надевают по одной штанине за раз, как и несчастные бедолаги, потеющие на Ремнях, чтобы у Верховного Лорда горел свет.

Только нужно учитывать генетику, не так ли? Жители Эмписа могли об этом не знать, но я знал. По мере распространения плохих генов могли получиться плачевные результаты, а королевские семьи были источником плохих генов. Например, гемофилия или дефект развития лица, называемый челюстью Габсбургов. Помимо прочего, я узнал о таких вещах в восьмом классе на уроке полового воспитания. Не мог ли также существовать генетический код, дающий иммунитет против