Когда очнулся, его ноги волоклись по земле, цеплялись, всапогах хлюпало. Плач и стенания раздавались уже со всех сторон. С трудомоткрыл глаза. Его тащили через поле под руки Бугай и Моряна, а Корнило суетливото появлялся в поле зрения, то исчезал. Во рту пекло, чувствовалась горечьполыни. Дышать было трудно, повязки сдавили грудь, ребра, даже шею. Иудеибродили по бранному полю, как и русы, собирали убитых.

На краю поля воины разложили два десятка свежесрубленныхносилок. Рус стиснул зубы, простонал в ярости и бессильном отчаянии. Всеполегли, все. Не осталось даже раненых. Дрались с таким ожесточением, чтоумирали раньше, чем падали на землю. Если кому и нужны носилки, то лишь ему,который похвалялся, что иудеев закидают рукавицами. Да и то, ежели не помретраньше, чем донесут до стана…

Он видел бледные лица, расширенные глаза. На него смотрелисо страхом и недоумением. Он не чувствовал боли от ран, хотя от них навернякаумрет, душу выжигала память о хвастовстве и последующем позоре. Победадосталась великой ценой, неимоверным усилием.

Он услышал крик. Через граничные камни перепрыгнула Заринка,неслась навстречу, едва касаясь земли. В ее лице не было ни кровинки.Глаза округлились, блестели как слюда, а пещеры глаз потемнели как ночь.

– Что с… Борухом?

Он скрипнул зубами:

– Все убиты.

– И Борух? – допытывалась она. – Ты убил его?

Он кивнул, чувствуя, как даже от такого простого движениякровь как волна ударила в череп, едва не взломала, боль была дикой. Заринкаотшатнулась. В ее глазах были боль и отвращение. Кулаки прижала к груди,глаза заблестели. Слезы побежали частые, крупные.

– Брат мой! – вскричала она страшно. – ГдеБорух?..

Он с трудом вскинул руки, тяжелые как горы. Лицу былобольно, но он сумел улыбнуться:

– Мы победили!.. Эта страна отныне наша.

Народ ответил угрюмо-радостными воплями, но, перекрывая ихкличи, как острый нож вонзился в его измученное сердце дикий крик Заринки:

– Ты убил его?.. Ты убил?

– Мы победили! – прошептал он. – Наше племя будетжить! Мы победили, сестренка!

Она закричала, глаза ее с ненавистью уперлись в кровоточащиераны на его груди:

– Ты убил его, твои руки в его крови!.. Я никогда несниму черный платок!

Дикая ярость вошла в его тело с такой мощью, что онпошатнулся. Зубы стиснулись, желваки едва не прорвали кожу. Как будто состороны он услышал свой яростный голос:

– Ты его и не наденешь!

Его меч выскользнул из ножен со скоростью мокрой молнии. Онабесстрашно смотрела в его искаженное лицо. Глаза ее были полны ненависти.

– Убийца!

– Это был честный бой, – прохрипел он. – ТвойБорух бы подтвердил. А ты, предавшая свой народ…

Острие иззубренного меча, больше похожего на пилу, ударилоее под ребро. Заринка вздрогнула, ухватилась обеими руками за кисть руки брата.Их глаза встретились. Она продолжала сжимать его стиснутые пальцы, и непонятнобыло, то ли старается удержать карающую руку брата, то ли помогает погрузитьсмертельное лезвие глубже.

Рус отступил, давая сестре повалиться на землю. Алая струякрови залила ее одежду, а теперь ширилась красной лужей по земле.

– Она не радовалась победе, – прошептал он с горечью,что разъедала внутренности. – А как можно… как это можно…

Повесив голову, он медленно потащился к шатру. Моряна иБугай шли рядом и чуть поотстав, готовые подхватить его в любой миг. Егошатало, все видели, как изранен и избит князь, но никто не осмелился податьруку, пока он не ввалился в шатер. Там упал на ложе, только тогда в несколькорук начали освобождать от тяжелого пояса, стащили наполненные кровью сапоги,разрезали и сняли тяжелые от впитавшейся в них крови портки.

Ис заплакала, увидев страшно избитое тело. Один сплошнойкровоподтек, а сломанные ребра в одном месте проткнули бок, белые кости торчалижутко, кровь почти не текла, лишь слабо струилась сукровица.

С его губ сорвалось непреклонное:

– Ее тело… земле… не предавать…

Ис бережно накладывала ему на грудь мазь, Корнило ужесуетился рядом. Вместе туго перевязывали раненый бок. Шепот почти не уловила, спросилавстревоженно:

– Ты что-то сказал?

– Тело моей сестры… оставить, – шепнул он. – Пустьвсе зрят…

Ее пальцы все так же быстро врачевали, но в голосе былатревога:

– Рус, ты видишь меня?..

– Вижу…

– Тогда я не понимаю. Ты говоришь о Заринке?

Он сделал усилие, чтобы удержаться в сознании. Сдерживаяболь, сказал непреклонно страшным хриплым голосом:

– Перед лицом народа нет ни сестер, ни братьев! Все отвечаютперед Поконом.

Она покачала головой. Спохватившись, что он не видит,сказала негромко:

– Ты ее уже убил. Что же еще?

– Что смерть, – ответил он слабо. – Все умрем.Смерть – это не наказание. Наказание – бесчестье.

Она бережно прикасалась к избитому, израненному телу, от еепрохладных пальцев и холодной мази боль стихала, пряталась в глубину тела.Голос Ис был тревожный.

– Тебе сейчас больно, Рус. Телу больно, а душе – во стократ. Ты сейчас не должен ничего приказывать.

Он сказал глухо:

– Ис, ты не понимаешь… Она совершила тягчайший грех. Высшеепреступление!

Он умолк, стиснул зубы, пережидая боль. Лицо побледнело, налбу выступили крупные капли пота. Ис сама сжалась, словно боль прошла и черезее тело. В глазах закипели слезы. Она сглотнула комок, почти прошептала:

– Преступление? Какое преступление?

Он прошептал едва слышно, но это прозвучало как удар громанеслыханной силы, как падение огромного небесного камня на скалу:

– Она горевала по врагу… и не радовалась нашей победе.

В его шепоте была крепость небесного свода, что тысячилет держит несметные водные хляби. Тело напряглось, окаменело. Ис поняла, что вэти мгновения он не чувствует даже боли, в нем живет дух всего племени, воля квыживанию… и жестокие законы для выживания.

Да, подумала потерянно, законы выживания народа –высшие законы. Разве не так же у ее народа?

Полдня Заринка лежала в застывшей луже крови среди стана.Кровь свернулась комочками, стала коричневой, налетели мухи. Мужчины смотрелихмуро, князь-де прав, женщины жалели, поплатилась за любовь, но тоже говорили,что ­молодой князь хоть и жесток, но сделал то, что должен был делать. Лишьдети приставали к родителям, спрашивали, боязливо ходили вокруг, присаживалисьна корточки, заглядывали в лицо убитой. Глаза Заринки были широко открыты, мухиползали по застывшим белкам, чесали лапы, выискивали, куда отложить яйца назиму.