Эта его улыбка меня однажды просто убьет.

– Так, я вас вижу! Кто ошивается у учительских кабинетов?

Тут слишком темно, но у охранника фонарик, и совсем скоро он будет достаточно близко, чтобы поймать нас в луч света.

– Доверься мне. – Бродяга улыбается.

Подхватывает меня под спину, обвивает рукой талию и разворачивает к противоположной стене, будто мы танцуем вальс. Юбка моего платья взмывает в воздух, описывая красивый круг, я слышу щелчок заколки, и натяжение на затылке ослабевает, волосы рассыпаются по спине и плечам.

– Я вас вижу! Стойте, где стоите. – Голос все еще далеко, но мы определенно в поле зрения охраны.

– Не понимаю…

Бродяга не дает мне договорить.

– Не пугайся, – коротко шепчет он. Прижимает меня к подоконнику между двумя фальшколоннами, потом усаживает на него, тюль опасно трещит. Пальцы Бродяги сжимаются на моем подбородке, и наши губы… соединяются.

Внутри моей головы вспыхивает трещащий и искрящийся пожар, в котором стремительно уничтожаются все до одной книги о хороших девочках, что я прочитала за свою жизнь.

Это действительно происходит. Поцелуй, неожиданно крепкий и жаркий. Мое лицо опаляет краской, а дыхание прерывается, и гул в ушах такой, что уже не слышу ни шагов охранника, ни даже его слов. Может кричать что хочет. В животе закипающий солнечный свет, который становится все невыносимее с каждым вдохом, а кожа на каждом сантиметре тела от губ до ступней становится сверхчувствительной. От поцелуев точно нельзя умереть? Я получила бы премию Дарвина, быть может.

Это прекрасно. Я будто плаваю в мягком теплом желе, которое обволакивает мое тело сладкой вязкой массой, и я уже не могу без этого жить. По крайней мере, в данную секунду мне кажется именно так. Что? Я не каждый день целуюсь! Одна ладонь Артема лежит на моей спине, другая убирает назад мои волосы, придерживает голову, наклоняет так, что я просто могу расслабиться и ничего не делать. Только наслаждаться.

– Так-то лучше, – шепчет мне в губы Артем. – Что бы ни происходило, не прекращай меня целовать. А теперь посмейся.

– Что?

Он может не болтать, все же и так хорошо? Почему прекрасный момент превращается в спектакль? Я так не хочу.

– Ну как вы это делаете? Похихикай, типа тебе капец как весело. – Его голос сочится тем солнечным жгучим светом, что плещется в моем животе. Он меня заразил. И это прекрасно, я сдаюсь.

– Но…

Он снова прижимается к моему рту, кончик его языка касается моей нижней губы, и я вздрагиваю. Это неожиданно приятно, настолько, что голова кружится, а потом Бродяга опускается ниже к линии челюсти, шее, целует за ухом, он выдыхает, и от щекотки я… хихикаю.

– Что там происходит? – кричит охранник, он уже совсем близко. Буквально за нашими спинами.

А потом Бродяга отрывается от моей шеи и закрывает меня всю своим телом.

– Та-а-ак! Опять ты?

Я не могу угомонить ни сердце, ни легкие. Дышу через раз, прижавшись лбом к груди Артема и спрятавшись за волосами, которые больше не держит мой бархатный черный бант.

– Слушай, по-братски, мы же ничего не нарушили, верно? В уставе не запрещено целоваться, м?

– Темыч, ты заколебал таскать сюда своих… этих…

Своих этих? Уф, а это больно. Я тоже «его эта»? Ну почему от столь ожидаемой информации неприятно, как от пощечины? Не понимаю. Дышу так глубоко, что живот втягивается, больно западая под ребра, и с каждым вдохом умирают две-три бабочки, что до этого момента уютно порхали в животе и наэлектризовали кровь.

– Я подам на тебя жалобу, – рявкает охранник. – А это еще что за дрянь?

Шорохи, шум.

– Э-э… это вещь моей дамы, – вздыхает Бродяга, отстраняется от меня, но ровно настолько, чтобы протянуть руку и забрать что-то у охранника. Мой бант! – Скоро уйдем, можешь быть спокоен.

– Пока ты тут ошиваешься, я никогда не буду спокоен. – Но он все-таки разворачивается и уходит навстречу свету в конце коридора.

Патруль окончен, мы вне опасности. И все равно я не отрываю голову от груди Артема, слушая, как его сердце стучит не медленнее моего.

– Ушел, – говорит он, но рука все еще лежит на моей спине, пальцы перемещаются вдоль позвоночника то вверх, то вниз, и всякий раз, как останавливаются, я еле заметно вздрагиваю, а сердце замирает.

– И как часто он тебя ловит?

– Хм… Могу я воздержаться от ответа или мы уже на той ступени отношений, когда ты начинаешь спрашивать, сколько девушек у меня было до тебя?

Восьмая глава

ОН ВЫГЛЯДИТ ТАК, будто едва сдерживает смех, а я чувствую себя полной дурой, которая надумала много лишнего.

– Ты должен мне ответить! Иначе я просто не усну.

– С чего это я тебе что-то должен?

– Поцелуи не бесплатные. И я могу тебя сдать.

– Значит, мне выгоднее свернуть тебе шею.

– Да, это правда. Приступай. – Я драматично откидываю голову, как героиня готического романа, готовая принести себя в жертву вампиру.

Бродяга долго смотрит мне в глаза, молчит. Он совершенно серьезен, непривычно видеть его таким. Потом уголки его губ чуть вздрагивают, он щурится, будто изучает что-то крайне интересное.

– Ладно. Можешь жить. Но давай договоримся сразу. – Он смотрит по сторонам, потом на меня. – Если ты намерена болтать об этом, сдать меня или считаешь, что рассказать сестре, подружке, папочке – это не страшно, лучше сразу проваливай. Ты можешь меня погубить, ты это понимаешь?

Я быстро киваю. Бродяга качает головой.

– Я наверняка об этом пожалею. Пошли, провожу тебя домой.

Соскальзываю с подоконника, руки Артема оказываются на моей талии, и тело снова охватывает жуткий жар.

– Ты же не собираешься меня больше… целовать?

– Э-э… нет. Охранник уже ушел и пока не вернется.

– О, хорошо. Отдашь мой бант?

– Не-а, это военный трофей.

Трофей. Интересно, сколько у него таких?

Ладонь Бродяги обхватывает мою, сердце до сладкой боли сжимается в груди, по коже бегут мурашки. Мы идем по темным коридорам, которые путаются между собой, и, если меня сейчас тут бросить, я вынуждена буду остаться в этих стенах навсегда, как Кентервильское привидение. В итоге не замечаю, как мы оказываемся перед незнакомой мне дверью.

– Это…

– Вход для персонала, можешь не запоминать, больше он тебе не пригодится. Жди здесь, я быстро переоденусь. – Он кивает на что-то вроде подсобки рядом с выходом и исчезает там не дольше чем на пару минут.

Бродяга возвращается в джинсах и клетчатой темно-красной рубашке поверх фирменной белой майки. Снова берет меня за руку