— А зачем они вообще приезжают? Чем они занимаются?

— Хм… понимаешь, всегда есть люди, которым хочется, чтобы импогадали на будущее, а также азартные игры некоторых привлекают. Но, какправило, в таких играх цыгане жульничают. «А может, и быстрый экзотическийсекс», подумал Халлек, вспомнив задравшуюся юбку, когда красавица влезала вмаленький фургон. «Интересно, как она двигается?» Разум ответил: «Как океан,готовый разразиться штормом, — вот так».

— И люди у них покупают наркотики?

«Нынче нет нужды покупать наркотики у цыган, дорогая. Всегдаможно приобрести их на школьном дворе».

— Может быть, гашиш, — сказал он. — Или опиум.

Он прибыл в эту часть Коннектикута подростком и с тех поробитал тут, в Фэйрвью, и еще в соседнем Северном порту. Цыган не видел почтидвадцать пять лет… По крайней мере с тех пор, как жил подростком в СевернойКаролине. Тогда он потерял пять долларов, проиграв в «колесо фортуны», —трехмесячное сбережение на подарок матери ко дню рождения. Вообще-то имзапрещалось допускать к таким играм детей младше шестнадцати, но, разумеется,если покажешь монетку или длинную зеленую бумажку, — можешь делать ставку.Некоторые вещи никогда не меняются, подумал он, особенно старая истина: когдаденьги говорят, никто не уходит. Если бы его еще вчера спросили, он пожал быплечами и предположил, что больше бродячих цыган и таборов не существует. Но,видимо, это племя кочевников вечно. Приходят, не имея корней, и так же уходят:людское перекати-поле — готовы заключить любую сомнительную сделку и вовремяскрыться из города с долларами в засаленных кошельках, передаваемых понаследству. Они выжили. Гитлер пытался их истребить заодно с евреями игомосексуалистами, но они, видно, переживут еще тысячу гитлеров.

— А я думала, что наш парк открыт для всех, он — всеобщеедостояние, — сказала Линда. — Нам в школе так говорили.

— В какой-то мере это так, — ответил Халлек. — «Всеобщее»означает общую собственность жителей городка. Налогоплательщиков.

Банг! Ложь № 2. Налоги никакого отношения не имеют кобщественным территориям в Новой Англии.

— Налогоплательщики? — сказала она с недоумением в голосе.

— Надо получить разрешение на использование общественныхугодий.

Кланг! Ложь № 3. Эта идея была отброшена в 1931-ом, когдагруппа фермеров, выращивавших картофель, основала Хувервилль в самом сердцеЛюистона, штат Мэн. Город обратился в Верховный Суд Рузвельта, но там их дажеслушать не стали. И все потому, что хувервилльцы избрали парк Петтинджилл, чтобыразбить там свои палатки, а парк Петтинджилл оказался общей землей.

— Так бывает и когда приезжает цирк «Шрайн», — подкрепил онсвой довод.

— А почему цыганам не дают разрешения? — голос ее уже звучалсонно, слава Богу.

— Может быть, забыли что-то оформить…

«Ни малейшего шанса, Лин. Только не в Фэйрвью. Тем более,когда видишь парк со стороны Лантерн Драйв и клуба: за этот вид, за такойпейзаж ты приличные деньги заплатил, так же как и за частные школы, где обучаюткомпьютерному программированию для банков на новеньких „Эппл“ и „ТРС-80“, неговоря уж о сравнительно чистом воздухе и тишине в ночи. Конечно же, нетвозражений против цирка „Шрайн“, тем более их нет — против празднества„Пасхальное яйцо“. Но цыгане? Извините, — вот Бог, вот — порог, не забудьтевашу шляпу. Грязь мы с первого взгляда распознаем. Руками ее не касаемся.Зачем? Есть прислуга, которая все выметет из дома. Когда грязь появляется вгородских общественных местах, у нас есть Хопли».

Но эти истины не для девочки-школьницы, подумал Халлек.Такие истины познаются жизнью. Может, узнаешь их от своих однокашниц, или самопридет. «Не наши они люди, девочка, и держись от них подальше».

— Спокойной ночи, папа.

— Спокойной ночи, Лин.

Он еще раз поцеловал ее и вышел.

Дождь со штормовыми порывами ветра забарабанил по окну егокабинета. Халлек проснулся, словно не от сна, а от дремоты. «Не наши они люди,девочка», подумал он вновь и тихо засмеялся. Звук собственного тихого смехаиспугал: только чокнутые смеются в одиночестве. Это и делает их чокнутыми.

«Не наши люди».

Если раньше он в это не верил, то поверил теперь.

Теперь, когда он стал «Худеющим».

Халлек наблюдал, как медсестра Хаустона вытянула из негоодну-две-три пробы крови из левой руки и расставила их в контейнер, как яйца вкартонку. Ранее Хаустон дал ему три карточки на анализ стула и попросилприслать ему результат. Халлек мрачно сунул их в карман, потом наклонился дляректо-анализа, содрогаясь от унизительной процедуры, которая хуже некуда.Жуткое ощущение чужеродного вторжения.

— Расслабься, — сказал Хаустон, надевая со щелчкамирезиновые перчатки. — Пока не чувствуешь обе мои руки на твоих плечах, можешьне беспокоиться. — Он рассмеялся.

Халлек зажмурил глаза.

Хаустон увиделся с ним через два дня, поскольку, по егословам, главное — анализ крови. Халлек уселся в приторно уютной комнате(картины с изображением парусника-клиппера, борющегося с волнами, глубокиекресла, толстый мягкий ковер серого цвета), где Хаустон консультировалпациентов. Сердце Билли тяжко билось, на висках выступили капельки холодногопота. «Не стану распускаться перед мужиком, отпускающим шуточки в стилечерномазых», сказал он себе с мрачной решимостью и уже не первый раз. «Еслипридется поплакать, выеду из города, припаркуюсь где-нибудь и сделаю это».

— Знаешь, все выглядит прекрасно, — спокойно сказал Хаустон.

Халлек заморгал. Страх успел настолько глубоко въесться вего душу, что ему показалось, будто он ослышался.

— Что?

— Все выглядит прекрасно, — повторил Хаустон. — Можем ещеповторить тесты, если хочешь, Билли, но я пока что не вижу в этомнеобходимости. Скажу более, твоя кровь выглядит даже лучше, чем в двух прежниханализах. Холестерин снизился, то же самое с триглицеридами. Еще больше потерялв весе — моя медсестра зафиксировала утром 217 фунтов. Но что я могу сказать?Ты все еще на тридцать фунтов превышаешь норму, и я не желаю тебе опятьпотерять из виду собственный член. — Он улыбнулся. — А вот чего бы я действительножелал, так это узнать твой секрет похудения.

— Нет у меня никакого секрета, — ответил Халлек. Ониспытывал замешательство и огромное облегчение. Точно как пару раз в колледже,когда чудом сдал экзамены, не подготовившись к ним.

— Пока воздержимся от выводов — подождем результатов серииХеймана — Рейхлинга.