– Возможно, вы правы, – согласилсякомиссар. – Но тогда на клумбе должны быть следы.

Справедливость его слов была очевидна. По обеим сторонамступеней, ведущих к парадной двери, на больших овальных клумбах алела герань. Кдереву, о котором говорил Пуаро, не подойдешь, не наступив на клумбу.

– Правда, погода стоит сухая, – продолжалкомиссар, – на аллее и на дорожках следов не видно, но рыхлая, влажнаяземля на клумбе – совсем другое дело.

Пуаро принялся внимательно разглядывать клумбу. Мосье Бексоказался прав, земля была совершенно ровной: ни ямки, ни углубления, нивмятины.

Пуаро кивнул, как бы удовлетворенный осмотром, и мы ужеотошли было, но вдруг он устремился к другой клумбе и стал ее рассматривать.

– Мосье Бекс! – позвал он. – Поглядите, здесьполно следов!

Комиссар подошел к нему и улыбнулся.

– Мой дорогой мосье Пуаро, совершенно верно – это следысадовника, его огромных, подбитых гвоздями сапог. Впрочем, это не имеетникакого значения, ведь с этой стороны нет дерева, и, следовательно, влезть вокно второго этажа невозможно.

– Да, правда, – заметил Пуаро, явнорасстроенный. – Стало быть, вы считаете, что эти следы ничего не значат?

– Ровным счетом ничего.

И тут, к моему великому изумлению, Пуаро многозначительнопроизнес:

– Не согласен с вами. Сдается мне, эти следы – покасамая важная улика из всего, что мы видели.

Мосье Бекс промолчал, пожав плечами. Он был слишком вежлив,чтобы откровенно выложить, что он думает по этому поводу.

– Ну что ж, продолжим? – предложил он.

– Конечно. А этими следами я могу заняться ипозже, – охотно согласился Пуаро.

Мосье Бекс пошел не к воротам, куда вела подъездная аллея, акруто свернул на боковую тропинку, обсаженную кустарником, которая, пологоподнимаясь, огибала дом справа. Неожиданно тропинка вывела нас на небольшуюплощадку, откуда открывался вид на море. Здесь стояла скамейка и неподалеку отнее – ветхий сарай. В нескольких шагах отсюда шла аккуратная линия низенькогокустарника, ограничивающая владения виллы. Мосье Бекс продрался сквозь кусты, имы оказались на довольно широкой поляне. Я с удивлением огляделся вокруг.

– Постойте, да ведь это же площадка для гольфа.

Бекс кивнул.

– Она, правда, еще не доделана, – пояснилон. – Надеялись в следующем месяце ее закончить. Один из рабочих как раз иобнаружил здесь труп сегодня рано утром.

У меня внезапно перехватило дыхание. Чуть левее я заметилдлинную узкую яму и рядом с нею… лежащее ничком тело! Сердце у меня в груди таки подпрыгнуло – неужели еще один труп! Но комиссар тут же развеял наваждение:он подошел к «трупу» и раздраженно крикнул:

– И куда глядит полиция? Ведь я строго-настрогоприказал никого сюда не пускать без особого разрешения.

Джентльмен, лежащий на земле, повернул голову и небрежнобросил:

– Да есть, есть у меня это самое разрешение.

И он неспешно поднялся на ноги.

– Мой дорогой мосье Жиро! – вскричалкомиссар. – А я и не знал, что вы уже прибыли. Господин следователь ждетне дождется вас.

Пока комиссар держал речь, я с любопытством разглядывалмосье Жиро. Я так много слышал о знаменитом сыщике парижской Сюртэ, и вотнаконец мне довелось увидеть его. На вид ему было лет тридцать, рост – высокий,волосы и усы – темно-рыжие, военная выправка. Он держался довольно вызывающе, ивидно было, что сознание собственной значительности просто распирает его. Бекспредставил нас, отрекомендовав Пуаро как собрата по профессии. Искралюбопытства зажглась в глазах сыщика.

– Наслышан о вас, мосье Пуаро, – сказал он. –Вы ведь были весьма заметной личностью в прежние времена. Но теперь у нас вкриминалистике совсем иные методы.

– Хотя преступления по большей части все те же, –деликатно заметил Пуаро.

Я сразу понял, что Жиро испытывает к нам явную неприязнь.Видимо, его задело, что расследованием занимается кто-то еще, я чувствовал, чтоесли ему посчастливится обнаружить важные улики, то он, вероятно, постараетсяскрыть их от нас.

– Господин следователь… – снова начал Бекс.

Но Жиро грубо перебил его:

– Плевать мне на господина следователя! Главное сейчас– успеть все сделать здесь, пока еще светло. Ведь осталось каких-нибудьполчаса. Об этом деле мне уже все известно, мои люди до утра перероют весь дом,но что касается улик, то их следует искать именно здесь, на этом месте. Это вашиполицейские затоптали тут все? Я-то думал, они теперь хоть немного поумнели.

– Конечно, поумнели. Ведь следы, которые вызвали вашенеудовольствие, оставили рабочие, обнаружившие тело.

В ответ мосье Жиро презрительно фыркнул.

– Я нашел следы там, где все трое продирались черезкусты, но преступники – хитрые бестии. Удалось различить только следы мосьеРено, а свои они затерли. Мало того, что на такой твердой сухой земле все равнопочти ничего не разглядишь, так они еще и подстраховались.

– Вещественные улики, – сказал Пуаро. –Именно это вы ищете, а?

Жиро в недоумении уставился на него.

– Ну, разумеется.

Легкая улыбка тронула губы Пуаро. Ему явно хотелосьвысказаться, но он сдержался. Он нагнулся и принялся рассматривать лопату.

– Ею и была вырыта могила – ясно как день, –заметил Жиро. – Но это мало что дает нам. Ведь это лопата из дома мосьеРено, а тот, кто рыл, был в перчатках. Вот они.

Он ткнул ботинком туда, где лежала пара испачканных землейперчаток.

– Перчатки тоже принадлежат мосье Рено или, по крайнеймере, его садовнику. Говорю вам, эти парни все предусмотрели – ни одногопромаха. Мосье Рено убит его собственным ножом, а могила вырыта его собственнойлопатой. Убийцы полагают, что не оставили следов! Но мы еще посмотрим, ктокого. Всегда что-нибудь да остается! И я это найду!

Однако Пуаро, очевидно, заинтересовало что-то совсем другое,а именно короткий обрубок свинцовой трубы, лежащий рядом с лопатой. Оносторожно коснулся его пальцем.

– А эта штучка тоже принадлежала убитому? –спросил он, и мне почудилась легкая насмешка в его вопросе.

Жиро пожал плечами, давая понять, что не знает, да и знатьне хочет.

– Небось давно здесь валяется. Во всяком случае, меняэтот обрубок не интересует.

– А вот меня очень даже интересует, – промурлыкалПуаро.