– Так-то оно так, – произнес мосье Отэ с сомнениемв голосе, – но с сыном мосье Рено, похоже, обошелся несправедливо, ведь онпоставил его в полную зависимость от матери. Если она снова выйдет замуж и еемуж будет иметь власть над нею, парень может не получить ни гроша из отцовскихденег.

– Людям вообще свойствен эгоцентризм. Мосье Рено,вероятно, вообразил, что его вдова уже никогда больше не выйдет замуж. Ну а чтокасается сына, возможно, это весьма разумная предосторожность – оставить деньгив руках матери. Сынки богачей – известные повесы.

– Может быть, вы и правы. А теперь, мосье Пуаро, вы,конечно, хотели бы осмотреть место преступления. К сожалению, тело убрали, но,разумеется, были сделаны фотографии в разных ракурсах. Вам их принесут, кактолько они будут готовы.

– Благодарю, мосье, вы очень любезны.

Комиссар поднялся из-за стола:

– Прошу вас следовать за мной, господа. – Онотворил дверь и отвесил церемонный поклон Пуаро, пропуская его вперед.

Пуаро со свойственной ему галантностью отступил назад ипоклонился комиссару.

– Прошу вас, мосье.

– Только после вас, мосье.

Наконец им обоим все-таки удалось протолкнуться в холл.

– А там, очевидно, его кабинет, hein?[31] –спросил вдруг Пуаро, кивнув на одну из дверей.

– Да. Хотите осмотреть?

Комиссар отворил дверь. Мы вошли.

Комната, которую мосье Рено выбрал для себя, хоть инебольшая, была меблирована с большим вкусом и очень уютна. У окна письменныйстол с многочисленными ящичками и отделениями для бумаг, камин, перед нимглубокие кожаные кресла и круглый стол с книгами и свежими журналами.

Пуаро помедлил минуту, рассматривая комнату, потом подошел ккреслам, провел рукой по спинкам, взял журнал со стола, осторожно провелпальцем по полке дубового буфета. Лицо его выразило совершенное удовлетворение.

– Что, пыли нет? – спросил я лукаво.

Он улыбнулся мне в ответ, оценив мое знание его маленькихслабостей.

– Ни пылинки, mon ami! А жаль, на этот раз – жаль!

Его острый ястребиный взгляд мигом облетел комнату.

– А! – произнес он вдруг со вздохомоблегчения. – Коврик перед камином завернулся! – С этими словамиПуаро нагнулся, чтобы расправить его.

Внезапно у него вырвалось удивленное восклицание, и онбыстро выпрямился. В руке у него был маленький обрывок розовой бумаги.

– Что во Франции, что в Англии, – сказалон, – везде одно и то же – прислуга ленится выметать из-под ковров.

Бекс взял у него из рук бумажку, а я подошел поближе, чтобырассмотреть ее.

– Догадываетесь, Гастингс, что это, а?

Я озадаченно помотал головой, но характерный розовый цвет бумагичто-то мне напоминал.

Оказалось, комиссар соображает быстрее меня.

– Обрывок чека! – вскричал он.

На клочке размером около двух квадратных дюймов черниламибыло написано «Дьювин».

– Bien![32] – сказал Бекс. – Этотчек был выписан на имя некоего Дьювина или же подписан им.

– Скорее первое, мне кажется, – сказалПуаро. – Ибо, если я не ошибаюсь, это почерк мосье Рено.

Догадка Пуаро подтвердилась, когда мы сравнили его сзавещанием, лежащим на столе.

– Боже мой, – удрученно пробормоталкомиссар, – не могу понять, как я проглядел этот чек!

Пуаро засмеялся.

– Отсюда мораль – всегда заглядывай под коврики! Мойдруг Гастингс может подтвердить: малейший непорядок в чем бы то ни было – дляменя сущая пытка. Когда я увидел загнувшийся край коврика, я сказал себе: «Tiens![33] Сбился, когда отодвинули кресло». А что, если наша добраяФрансуаза недоглядела, подумал я, и там что-нибудь да найдется.

– Франсуаза?

– Ну или Дениз, Леони, все равно, тот, кто убиралкомнату. Судя по тому, что пыли нет, убирали явно сегодня. Эти наблюденияпозволяют представить себе, что здесь произошло. Вчера – вероятно, вечером –мосье Рено выписывает чек на имя некоего Дьювина. Потом чек рвут и клочкибросают на пол, а сегодня утром…

Не успел Пуаро договорить, а мосье Бекс уже нетерпеливодергал шнур звонка.

Тут же явилась Франсуаза: да, на полу валялись бумаги. Кудаона их дела? Конечно же, бросила в печь на кухне. Куда ж еще?

Выразив жестом крайнюю степень отчаяния, Бекс отпустил ее.Внезапно лицо его просветлело, он бросился к столу. И вот он уже листаетчековую книжку покойного. И снова жест отчаяния – корешок последнего чека незаполнен.

– Мужайтесь! – воскликнул Пуаро, похлопывая его поспине. – Мадам Рено наверняка сможет пролить свет на этого таинственногоДьювина.

Комиссар немного приободрился.

– Да, правда. Ну что ж, продолжим.

Когда мы выходили из кабинета, Пуаро спросил как бы междупрочим:

– А что, мосье Рено вчера вечером принимал свою гостьюздесь, а?

– Да, именно здесь, а как вы узнали?

– А вот как – с помощью этого пустяка. Я нашел его наспинке кресла. – Двумя пальцами Пуаро держал длинный черный волос –женский волос!

Мосье Бекс вывел нас через заднюю дверь к небольшому сараю,примыкающему к дому, достал из кармана ключ и отпер его.

– Тело здесь. Как раз перед вашим приездом мы перенеслиего сюда; фотограф ведь уже все отснял.

Он распахнул дверь, и мы вошли. Убитый лежал на полу. МосьеБекс проворно сдернул с трупа простыню. Мосье Рено был среднего роста,худощавый и стройный. Выглядел он лет на пятьдесят, волосы черные, с сильнойпроседью, лицо тщательно выбрито, нос длинный, тонкий, довольно близкопосаженные глаза; кожа сильно загорелая, как у человека, который большую частьжизни провел под тропическим солнцем, зубы оскалены, и на мертвом лице застыловыражение крайнего изумления и ужаса.

– По его лицу сразу видно, что удар был нанесеннеожиданно, – заметил Пуаро.

Он с величайшей осторожностью перевернул тело. На светломпесочного цвета плаще как раз между лопатками расплылось круглое темное пятно спродолговатым разрезом посередине. Пуаро принялся внимательно разглядыватьтело.