– Полиция… полиция, – проворчала Франсуаза. –Вот уж не думала, что придется иметь дело с полицией. Да ладно, знаю я, ктоона. Это мадам Добрэй.

Комиссар ахнул от неожиданности и даже подался вперед, всемсвоим видом выражая крайнее изумление.

– Мадам Добрэй? Вилла «Маргерит», что тут рядом?

– А я что говорю. Очень даже приятная дамочка.

Старуха презрительно вскинула голову.

– Мадам Добрэй, – бормотал комиссар. – Простонемыслимо!

– Voilà, – проворчала Франсуаза. – Воти говори вам после этого правду.

– Да нет, что вы, – поспешил ее успокоитьследователь. – Нас просто удивило ваше сообщение, вот и все. Мадам Добрэйи мосье Рено, они что же, э-э?… – Тут он деликатно замялся. – А?Наверное, так и было?

– Откуда мне знать? Впрочем, что ж тут удивительного?Мосье ведь был milord anglais – trиs riche,[25] а мадам Добрэй,она еле концы с концами сводила, но trиs chie,[26] хотя они сдочерью живут очень скромно. Но меня не проведешь, это женщина с прошлым!Теперь она, правда, уже в летах, но, ma foi,[27] еще хоть куда!Сама не раз видела, как мужчины на нее заглядываются. А в последнее время она –все в городе это заметили – в расходах не стесняется, видно, денежки-тозавелись. А ведь было время, каждую копейку считали.

Франсуаза тряхнула головой с видом совершенной уверенности всвоей правоте.

Мосье Отэ в задумчивости поглаживал бородку.

– А мадам Рено, – заговорил он наконец, – какона относилась к этой… дружбе?

Франсуаза пожала плечами.

– Она ведь всегда уж такая вежливая, такаяобходительная… Говорят, она ничего и не подозревает. И все-таки сердце-то, оноведь все чувствует, как вы думаете, мосье? День ото дня мадам все худеет дабледнеет у меня на глазах. Теперь уж она совсем не та, что месяц назад, когдаони приехали сюда. Мосье тоже очень изменился. Точно его что-то мучило. Инервный стал – вот-вот сорвется. А чему тут удивляться – такие странныеотношения… Ни выдержки, ни благоразумия. Одно слово – style anglais![28]

Я от возмущения аж подпрыгнул на стуле, но следователь какни в чем не бывало продолжал допрос, не удостоив внимания выпад Франсуазы.

– Так вы говорите, мосье Рено сам проводил мадамДобрэй? Значит, она ушла?

– Да, мосье. Я слышала, как они вышли из кабинета иподошли к парадной двери. Мосье пожелал ей доброй ночи и запер дверь.

– В котором часу это было?

– Минут двадцать пять одиннадцатого, мосье.

– А когда мосье Рено пошел спать, вы не знаете?

– Минут через десять после нас. Эта лестница такаяскрипучая, всегда слышно, когда кто-нибудь поднимается или спускается.

– Что же было потом? Ночью вы ничего не слышали?

– Совсем ничего, мосье.

– Кто из прислуги раньше всех спустился вниз утром?

– Я, мосье. И сразу увидела распахнутую дверь.

– А окна, они все были закрыты?

– Да, мосье. Все было в порядке, ничегоподозрительного.

– Хорошо, Франсуаза, можете идти.

Старуха зашаркала к дверям. На пороге она обернулась.

– Скажу вам одну вещь, мосье. Эта мадам Добрэй сквернаяженщина! Да-да, мы, женщины, лучше знаем друг друга. Это недостойная особа,попомните мои слова.

Покачивая головой с важным видом, Франсуаза удалилась.

– Леони Улар, – вызвал следователь.

Леони появилась на пороге, заливаясь слезами, чуть ли не вистерике. Но мосье Отэ оказался на высоте и весьма ловко справился с рыдающейдевицей. Она только и твердила о том, как увидела связанную мадам с кляпом ворту, но зато уж живописала эту сцену с истинным драматизмом. Ночью же она, каки Франсуаза, ничего не слышала.

Потом пришла очередь ее сестры Дениз, которая подтвердила,что хозяин, мосье Рено, разительно изменился в последнее время.

– С каждым днем он становился все угрюмее, потерялаппетит. Всегда был в дурном настроении.

У Дениз была своя версия преступления:

– Тут и думать нечего, с ним расправилась мафия! Эти двоев масках, кто они, как вы думаете? Ужас что творится в мире!

– Возможно, вы и правы, – невозмутимо заметилследователь. – А теперь скажите мне, милочка, это вы вчера открывали дверьмадам Добрэй?

– Не вчера, мосье, а позавчера.

– А как же Франсуаза сказала, что мадам Добрэй былаздесь вчера?

– Нет, мосье. Действительно, вчера мосье Рено посетиладама, но это была вовсе не мадам Добрэй.

Удивленный следователь выспрашивал и так и этак, но Денизтвердо стояла на своем. Она прекрасно знает мадам Добрэй. Та дама, чтоприходила вчера, правда, тоже брюнетка, но ниже ростом и гораздо моложе.Переубедить девушку было невозможно.

– Вам раньше приходилось видеть эту даму?

– Нет, мосье, – сказала она и добавила неуверенно:– И еще, мне кажется, она англичанка.

– Англичанка?

– Да, мосье. Она спросила мосье Рено на очень хорошемфранцузском, но акцент… пусть самый легкий, всегда выдает иностранцев. К томуже, когда они выходили из кабинета, они говорили по-английски.

– И вы слышали, о чем они говорили? Я хочу сказать, выпоняли что-нибудь?

– О, я хорошо говорю по-английски, – с гордостьюответила Дениз. – Правда, эта дама говорила слишком быстро, и я неухватила смысла, но последние слова мосье Рено, которые он сказал, открываядверь, я поняла.

Девушка помолчала, потом старательно, с трудом выговариваяслова, произнесла по-английски:

– Да-а… да-а… но, рати боога, идите сечас!

– Да, да, но, ради бога, сейчас уходите! –повторил следователь.

Он отпустил Дениз и, поразмыслив немного, снова вызвалФрансуазу. Он спросил ее, не могла ли она ошибиться, точно ли мадам Добрэйприходила вчера. И тут Франсуаза выказала удивительное упрямство. Вот именночто мадам Добрэй была здесь вчера. И сомневаться тут нечего, конечно, это былаона. А Дениз просто-напросто выставляется тут перед вами, voilà tout![29] И про иностранную даму она все сама сочинила. Хочет показать,что тоже не лыком шита – английский знает! Наверное, мосье и вообще ничего неговорил по-английски, а если и говорил, это ничего не доказывает, ведь мадамДобрэй отлично болтает по-английски, а с мосье и мадам Рено она толькопо-английски и разговаривает.