– А все-таки лучше было бы поискать улики по обвинениюв покушении на убийство, – вздохнула Люси.

– Нам не найти такого доказательства насчетсмертельного заклятия, которое с гарантией выстояло бы в суде, – напомнилая.

– Но, – добавил Джереми, – мы можем сегоднядоказать, что он использует магию для соблазнения женщин. По законам штатаКалифорния соблазнение с применением магии есть изнасилование. По обвинению вприменении магии под залог не выпустят.

Люси кивнула:

– Согласна, для миссис Нортон этот план хорош, а какнасчет Мерри? Если вдруг этот тип вытащит магический афродизиак, которыйиспользовал на своих любовницах? После которого им всегда нужен был именно он,как Наоми Фелпс?

– Мы на это и рассчитываем, – ответила я.

Она посмотрела на меня:

– А если он подействует? Если ты вдруг начнешь томнодышать в микрофон?

– Тогда ворвется Роан, как ревнивый любовник, и вытащитменя оттуда.

– А если это окажется трудно, придет Утер в качествемоего друга и поможет мне забрать мою женщину.

Люси закатила глаза:

– Ну, что Утер хочет забрать, то Утер заберет.

Утер – он ростом тринадцать футов, голова у него скореекабанья, чем человеческая, и с двумя кривыми бивнями по обе стороны пасти. Насамом деле он призрак-в-цепях, но у него есть имя – Утер Большая Нога. Дляработы под прикрытием он не очень подходит, но идеален при силовых контактах.

Утер вышел, извинившись, из комнаты, когда понял, что сейчася сниму платье.

– Ничего личного, Мерри, ты не думай, но видетьпривлекательную женщину почти голой – не слишком хорошо для мужчины, у которогонет надежды реализовать мысли, приходящие незваными.

Только когда он уже выходил, пригнувшись, чтобы протиснутьсяв дверь, до меня дошло то, чего я раньше не понимала. Рост у Утера – тринадцатьфутов, как у приличного огра или низкорослого великана, а в Лос-Анджелесеизбытка женщин такого размера не наблюдается. Он здесь уже десять лет. Слишкомдолгое время без прикосновения к чужому нагому телу. И чертовски одинокоевремя.

Если никто не догадается, кто я такая, и Алистер Нортон незаворожит меня до безумия, я для Утера что-нибудь организую. Он же неединственный фейри гигантского размера, странствующий вдали от Дворов, –он единственный только в ближайшей округе. Если никого не найдем, можнопридумать другие решения. Секс – не обязательно половой акт. На улице найдутсяженщины, готовые почти на все за пару сотен долларов, тем более что их обычнаятакса – двадцатка. Если бы я была чистопородной фейри до мозга костей, я бысама его обслужила – так поступают настоящие друзья. Но меня воспитывали внеДвора, среди людей, от шести до шестнадцати лет. Поэтому, сколько бы ни было вомне фейрийской крови, кое-какие правила остались от людей.

Человеком я быть не могу, потому что я не человек. Но бытьполностью фейри я тоже не могу. Наполовину я фейри Неблагого Двора, но к этомуДвору не принадлежу. Отчасти я от Благого Двора, но в его сиянии мне тоже нетместа. Отчасти я темная сидхе, отчасти светлая сидхе, но ни одна из этих частейне владеет мной сполна. Я всегда снаружи, с прижатым к стеклу носом заглядываювнутрь, куда меня не зовут. Я знаю, что такое отчуждение и одиночество.Поэтому, наверное, я сострадаю Утеру. Сожалею, что не могу облегчить ему жизньнебрежным и дружеским сексом. Но чего не могу, того не могу. Как всегда: я достаточнофейри, чтобы увидеть проблему, но слишком человек, чтобы ее решить. Конечно,если бы я была только светлой сидхе, я бы до Утера ни за что не дотронулась. Онбыл бы ниже моего внимания. Сидхе Благого Двора с монстрами не трахаются. СидхеНеблагого Двора... давайте сперва уточним, что такое монстр.

Утер по меркам Неблагого Двора – не монстр, а вот АлистерНортон – быть может. Либо монстр, либо родственный монстрам дух Тьмы.

Алистер Нортон совершенно не был похож на монстра. То, чтоон будет красив, я ожидала, но все-таки была разочарована. В каждом из нас естьискорка веры, что зло как-то проявляется внешне, что плохого человека можнораспознать с виду, но так не всегда бывает. Я достаточно времени провела приобоих Дворах, чтобы знать: красивый и хороший – не синонимы. Уж кто-кто, а язнала, что красота бывает отличным камуфляжем для самых темных сердец, – ивсе же ожидала, что на лице Алистера Нортона как-то отразится его внутренняясуть. Какую-то Каинову печать искала. Но он вошел в ресторан с улыбкой,высокий, широкоплечий, с резкими чертами лица, до того мужественный, что дажесердце защемило. Губы чуть тонковаты на мой вкус, лицо слишком мужественное,глаза слишком обыкновенно карие. Волосы, затянутые в аккуратный хвост назатылке, странного каштанового оттенка, ни темного, ни светлого. Но недостаткиприходилось выискивать, поскольку их просто не было.

Улыбка живая, смягчающая лицо до чего-то более житейского,без такого модельного совершенства. Смех глубокий, подкупающий. На крупныхруках – серебряное кольцо с бриллиантом размером с мой большой палец, нообручального кольца не было. Даже не было предательской белой полоски отснятого кольца. Кожа достаточно темная, чтобы такая полоска осталась. Значит,кольца он вообще не носит. Я всегда считала, что мужчина, который не носитобручального кольца, замышляет обман. Исключения, конечно, есть, но немного.

Он явно был доволен, увидев меня.

– У тебя глаза светятся как изумруды.

Карие контактные линзы я оставила в офисе, а так у меняглаза действительно сияют. Я сказала спасибо за комплимент, изображая смущение,и уставилась в свой бокал. Но это не было смущение: я не хотела, чтобы онувидел презрение в моих глазах. Культура людей, как и культура сидхе, сотвращением относится к супружеской измене. Сидхе ничего не имеют против блуда,но если ты вступаешь в брак, даешь слово, что будешь верен, – значит будьверен. Фейри не выносят нарушителей обетов. Если твое слово ничего не стоит,столько же стоишь и ты.

Он коснулся моего плеча.

– Какая прекрасная белизна кожи!

Когда я не возразила против прикосновения, он наклонился инежно поцеловал меня в плечо. Когда он отводил голову, я погладила его по щеке,и это было воспринято как знак. Он поцеловал меня в шею сбоку, гладя рукойволосы.

– У тебя волосы как алый шелк, – шепнул он прямомне в шею. – Это натуральный цвет?

Я повернулась к нему и ответила почти губами в губы:

– Да.

Он поцеловал меня – нежным, отличным первым поцелуем. Мнепротивно было, что у него такой искренний вид. И что хуже всего – он действительномог быть искренен, в начале сеанса соблазнения мог каждое слово произносить отдуши. Мне приходилось встречать таких мужчин. Они будто сами верят в свою ложь,в то, что наконец-то это любовь. Но это ненадолго, потому что ни одна женщинане достаточно для них совершенна. На самом деле несовершенна не женщина, а саммужчина. Он пытается женщинами и сексом заполнить в себе какую-то пустоту. Еслилюбовь будет хороша, если будет хорош секс, то на этот раз пустота заполнится.В одном отношении серийные бабники похожи на серийных убийц: и те, и другиеверят, что именно на этот раз все будет как надо и утихнет эта неистребимаяжажда.