когда я попросил ее задержаться. Не выдержав на полдороге, я ускорил шаг, чтобы хоть за руку с ней остаток пути пройти — она тоже.

К палисаднику мы почти добежали. Вид этой зелени напомнил мне сад у Светы на даче, где Татьяна однажды оставила меня Марине на съедение и потом до самого вечера пыталась удрать от меня. А вот закончился тот день нашим первым поцелуем. Во время которого меня, правда, выбросило в невидимость, но эта досадная слабость уже в прошлом. Так вот, что она вспомнила!

Я убедился в верности своей догадки, когда она уставилась на меня в комнате сверкающими глазами и резко захлопнула стеклянную дверь, отрезав нас от всего окружающего мира. Я шагнул к ней, раскрыв для объятия руки…

А сказать нельзя было, что она обниматься не хочет? Обязательно меня обездвиживать было? Да еще и таким зверским способом? Нет, спасибо, я не хочу слушать, о чем ей эта лекция напомнила! Вот я знал, что это будет тот единственный случай, когда я простудился! Не надо меня растирать — я сам разогнусь. Да никакая это не дрожь, это меня от возмущения трясет. А поцелуями нужно было раньше рот затыкать…

Когда на следующее утро Татьяна рассказала мне о сне, в котором она всю ночь меня искала, я сначала решил, что она продолжает подлизываться. Она говорила шутливо, и я тоже ответил ей шуткой: вот, мол, сама ее сущность противится бездушному отношению ко мне.

На самом деле ее рассказ вызвал у меня совершенно другие мысли.

Сновидений у нас в родных пенатах не бывает. Поскольку в них напрочь отсутствует потребность во сне. У нее было видение. Вызванное или ее воображением, или воздействием извне. Не исключено, конечно, что это с ней страх после потери памяти злую шутку сыграл, но Татьяне даже на земле сны почти никогда не снились. Я склонялся ко второй мысли. Оставалось только выяснить, кто и с какой целью решил у нее в голове покопаться.

Первыми мне на ум пришли, разумеется, темные. Я бы даже сказал, один из них. Который так рвался поработать с Татьяной, что на обвинение в измене плюнул. Он сам говорил, что постоянно за пределами своего подразделения болтается — что ему стоило прокрасться к нашему обучающему центру и проверить, всегда ли у нас с Татьяной мысленный блок стоит?

Вот только зачем ему внушать ей картину моих поисков? Я бы еще понял, если бы ей приснились блестящие перспективы работы у темных. Или они меня переманить собрались — с тем, чтобы Татьяна сама за мной к ним пришла? Очень в их стиле — забрасывать сеть сразу на несколько объектов, это я еще по истории с Галей и Мариной помню. Ну-ну, если они после того случая уже забыли, что дичь может в охотника превратиться, так я напомню.

С того дня я спал ночью вполуха. Чтобы не пропустить дорогого внушающего гостя, буде таковой появится. Чего никак не происходило. Отсутствие нормального сна и результатов моего бдения никак не улучшало мое настроение днем.

Как и наблюдения за Татьяниной группой на занятиях. Какая-то бестолковая молодежь пошла! Им предлагали самые стандартные, элементарные ситуации, в которых целостность человеческой личности может подвергнуться угрозе. Они отвечали решениями, от которых у меня волосы на голове шевелились — от физического устранения источника угрозы до отказа от человека при первом же проявлении его слабости. Последним особенно Тень увлекался. Ни один из них не был в состоянии даже на несколько шагов последствия своих действий просчитать. При виде такой смены меня дрожь пробирала — во что превратится наш отдел, когда корифеи, вроде меня, от практической деятельности отойдут?

И Татьяна молчала. А ведь столько лет наблюдала за прямо рядом с ней находящимся виртуозом. Который был абсолютно убежден, что этот бесценный опыт мгновенно сделает из нее подающего наилучшие надежды кандидата в хранители.

Слава Всевышнему, не ошибся виртуоз! Впрочем, никогда я в ней и не сомневался. С тех самых первых дней нашего общения, когда заметил в ней ту глубину восприятия, которая никогда не позволяла ей размениваться на дешевые эффекты. В чем я всегда ее поддерживал.

Вот и сейчас она взяла слово только тогда, когда оно особо веско прозвучало на фоне детского лепета ее соучеников. Чему и я столько лет ей пример подавал.

И, разумеется, весомость суждения, перенятая ею от меня, тут же вывела их занятия на совершенно другой уровень. Что я не преминул отметить в своем отчете.

В нем я также с удовольствием указал благотворное влияние взвешенной позиции Татьяны на других студентов. Они также стали вдумчиво подходить к решению поставленных перед ними задач. Даже Тень. Мне пришлось признать, что он особо преуспел в уверенной аргументации предлагаемых решений. Но, впрочем, не в их разнообразии. Он все также ограничивался прямолинейным устранением подопечного — либо из опасной ситуации, либо из сферы наших интересов. Что также нашло место в моем отчете.

Одним словом, без всякой предвзятости, в подготовительном курсе хранителей Татьяна определенно выгодно отличалась от остальных новичков. С особым нетерпением я ожидал практической части этого курса. В конце концов, многие необходимые навыки она сама совершенно естественно освоила, и с методами воздействия на человека была не понаслышке знакома — не просто, как объект оных, а с подробнейшими объяснениями опытного профессионала. Оставалось лишь намертво закрепить мысль о том, кого первым рекомендовать для распределения в наш отдел, в головах наших инструкторов.

К этой задаче Татьяна тоже подошла вдумчиво. Я бы сказал, исключительно взвешенно. В смысле, она взвесила важность неотразимого впечатления на инструкторов и решила исключить малейшую возможность осечки. Потренировавшись на единственном безответном, ничего не подозревающем и не готовом к внушению объекте. Который, темные его побери, сам объяснял ей в свое время значимость эффекта неожиданности.

Ощутив вторжение, я оторвал взгляд от своих записей и грозно обвел им Татьянину группу. Кто посмел с вышестоящей инспекцией фамильярничать? Но они все сидели с опущенными глазами и с разной степени сосредоточенностью на лицах. Ладно, молодые еще, подумал я, и решил ограничиться воспитательным приемом, небрежно отбросив мысленное щупальце и послав в том же направлении легкий подзатыльник невеже, кем бы он ни был.

Щупальце вернулось, обретя в процессе прочность и вес тарана. Который вбивал мне в сознание необходимость отложить ручку, закрыть блокнот и посмотреть на Татьяну.

Я сделал только последнее, надеясь взглядом призвать ее к порядку. Она сидела с легкой улыбкой на лице и, заметив мою