Почему вдруг возникла идея использовать подписанный шесть лет назад Брюссельский договор? Мы склонны согласиться с мнением зарубежных ученых, что в условиях надвигавшейся ремилитаризации ФРГ эта идея отвечала стремлению Мендес-Франса к более тесному в военно-политическом отношении сотрудничеству с Великобританией. Как пишет Э. дю Рео, глава французского правительства был глубоко убежден, что «англо-французская солидарность является краеугольным камнем любой длительной европейской конструкции»[1401]. «Он хотел сближения с Германией… без отдаления от Великобритании, гаранта стабильности и безопасности», – считает другой французский историк Ж. Кофорник[1402].

Правильность подобных рассуждений подтверждается высказываниями самого П. Мендес-Франса. 18 сентября 1954 г. в интервью английской газете «Манчестер Гардиан» французский премьер заявил, что участие Великобритании в решении проблемы германского перевооружения «необходимо, чтобы рассеять предубеждения и создать климат полного доверия в Европе»[1403]. В своей речи, произнесенной на следующий день в Невере, он развил эту мысль: «Достижение… реального, длительного взаимопонимания между Францией и Германией требует… более широкого сотрудничества. В нем должны участвовать другие соседние страны… Оно будет неполным без Великобритании»[1404].

Мендес-Франс прекрасно понимал, что английское участие в новом европейском военно-политическом союзе возможно лишь в том случае, если у создаваемой структуры не будет наднациональных органов, отвергаемых Лондоном. Поэтому, как пишет Ж. Кофорник, французский премьер заранее был «готов ограничить наднациональный характер возможного европейского сообщества, чтобы позволить Великобритании вступить в него»[1405].

20 сентября 1954 г. (заметим, всего три недели спустя после провала EOC) с трибуны Консультативной Ассамблеи Совета Европы в Страсбурге Мендес-Франс четко определил позицию Французского правительства: выступая за «широкое участие Великобритании», оно принимает идею расширения Брюссельского пакта и включения в него ФРГ и Италии на принципах равноправия. Кроме того, Мендес-Франс, видимо, пытаясь привлечь на свою сторону французских «седистов», предложил «внести элемент наднациональности» в новую структуру Западного Союза, создав внутри него «орган демократического контроля за вооружением, наделенный исполнительными функциями»[1406]. Следует подчеркнуть, что сам французский премьер рассматривал перспективу расширения Брюссельского пакта не просто как способ избежать ремилитаризации ФРГ без участия Франции. Для него это был прежде всего шаг к созданию европейского сообщества, в состав которого пошла бы вместе с шестью странами – членами ЕОУС и Великобритания[1407]. Таким образом, решение проблемы германского перевооружения вновь связывалось с проблемой строительства единой Европы, но уже не на наднациональной, а на межгосударственной основе с «элементами наднациональности».

* * *

На проходившем с 23 сентября по 3 октября 1954 г. в Лондоне совещании девяти западных держав стороны договорились о признании полного суверенитета Западной Германии, включении ФРГ и Италии в Брюссельский договор, учреждении в рамках Брюссельского пакта органа по контролю над вооружением, вхождении ФРГ в НАТО. США, Великобритания и Франция сделали заявление о том, что они считают правительство ФРГ «единственным германским правительством», представляющим немецкий народ в международных отношениях[1408]. Кроме того, на Лондонском совещании был рассмотрен вопрос о подписании конвенций об экономическом и культурном сотрудничестве между Францией и ФРГ[1409]. Окончательная выработка и утверждение принятых решений должны были состояться в Париже всего через три недели – в конце октября 1954 г.

Вернувшись из Великобритании, Мендес-Франс приложил все усилия, чтобы достигнутые в Лондоне договоренности были одобрены Национальным Собранием[1410]. 7 октября 1954 г., выступая перед французскими парламентариями, он доказывал, что «Лондонские соглашения создают более широкую европейскую организацию за счет участия Англии и расширения сферы деятельности этой организации не только в военной, но и в социально-культурной и экономической областях». По утверждению французского премьера, отклонение соглашений вызовет «кризис Атлантического альянса и перевооружение ФРГ без участия Франции»[1411]. Последний тезис, по сути, повторял аргументы «седистов».

Как вспоминал впоследствии один из лидеров партии МРП П. Пфлимлен, «новый проект вызвал почти такие же страстные споры, что и ЕОС»[1412]. Народные республиканцы «не были расположены одобрять этот «эрзац ЕОС», представленный Пьером Мендес-Франсом, который считался главным виновником провала ЕОС»[1413]. Главным идеологическим противником ремилитаризации ФРГ через ее вхождение в Западный Союз являлись коммунисты, требовавшие урегулирования германской проблемы путем переговоров с Советским Союзом и создания системы коллективной безопасности в Европе[1414].

Другие политические силы, ранее выступавшие либо за EOC (большинство депутатов СНИП), либо против него (голлисты), либо расколовшиеся при решающем голосовании 30 августа (социалисты, радикалы), в целом высказались за принятие Лондонских соглашений.

Руководство СФИО назвало решения, принятые в Лондоне, «приемлемыми» для их одобрения в Национальном Собрании[1415], хотя и подчеркнуло, что они представляют для Франции «меньше выгод, чем договор о ЕОС», поскольку ведут к созданию военной коалиции, а не наднациональной военно-политической организации[1416]. По словам лидера СФИО Г. Молле, выполнение соглашений «усилит позиции Атлантического альянса», а присутствие Великобритании в будущем союзе «повысит обороноспособность Европы»[1417].

Проект ремилитаризации ФРГ в рамках Западного союза оказался приемлемым и для радикалов: как бывших «седистов», так и противников ЕОС. Первые довольствовались тем, что перевооружение ФРГ произойдет не путем прямого – а потому неконтролируемого соседями Западной Германии – подчинения воинских частей командованию НАТО, а через расширение и контроль западноевропейской военной организации, деятельность которой к тому же могла, как тогда казалось, стать шагом к дальнейшему объединению Европы[1418]. Бывших «антиседистов» из числа радикалов, как и голлистов, Лондонские соглашения устраивали потому, что они предполагали создание военной коалиции, а не наднациональной европейской армии, грозившей ликвидацией армии французской, а также открывали дорогу к «конфедеральной организации Западной Европы»[1419]. «Независимые» поддержали решения, принятые в Лондоне, из-за опасения кризиса Атлантического альянса в случае отказа Франции от нового проекта ремилитаризации ФРГ[1420].

В итоге Лондонские соглашения были приняты Национальным Собранием 350 голосами (СФИО, радикалы ЮДСР, голлисты, 73 «независимых») против 112 (коммунисты, прогрессисты, несколько «независимых») при 162 (!) воздержавшихся (группа МРП, 54 депутата СНИП, несколько радикалов и голлистов)[1421]. Однако это вовсе не означало, что такое же большинство поддержит окончательный вариант Парижских соглашений: печальная судьба договора о ЕОС являлась тому самым красноречивым подтверждением.

Европейская политика Франции в целом и обсуждение Лондонских решений в частности не могли не повлиять на эволюцию общественного мнения страны. Осенью 1954 г. подавляющее большинство французов продолжали поддерживать идею европейского объединения (63 % опрошенных), и именно в это время было зафиксировано рекордно низкое за весь послевоенный период число его противников (всего 9 %)[1422]. При этом изучение опросов общественного мнения показало: рядовые граждане по-прежнему плохо разбирались в проблемах международной жизни, быстро меняя прежние точки зрения под влиянием внешних событий. Например, на вопрос, что