В советской историографии также существовало мнение, что «план Плевена» был «инспирирован США»[1357]. С этим трудно согласиться, ибо, несмотря на то что, по некоторым данным, американская администрация прорабатывала идею создания европейской армии[1358], у нее существовал свой вариант участия ФРГ в обеспечении западноевропейской безопасности – формирование десяти западногерманских дивизий и их включение в состав НАТО под командование американского генерала[1359]. Поначалу США негативно отнеслись к «плану Плевена», посчитав, что он идет вразрез с их собственными[1360]. К тому же «план Плевена» показался им «уловкой» французов, преследовавших цель оттянуть германское перевооружение, предлагая взамен быстрому американскому решению проблемы «маневр на выигрыш времени»[1361]. Лишь после долгих консультаций в начале декабря 1950 г. США наконец согласились на создание европейской армии и открытие в феврале 1951 г. переговоров по этому поводу[1362].

Переговорный процесс длился чуть больше года и закончился подписанием 27 мая 1952 г. в Париже соглашения о создании Европейского оборонительного сообщества. Членами ЕОС становились те же шесть стран Западной Европы, которые годом раньше учредили ЕОУС. Парижский договор[1363]предусматривал слияние армий, флотов, воздушных сил стран-участниц для образования объединенной системы обороны с единой структурой, общей системой военного обучения и дисциплины, унифицированным обмундированием и стандартизированным вооружением. Европейская армия должна была действовать в рамках НАТО. Члены ЕОС теряли право свободно распоряжаться своими национальными армиями и могли их использовать только с согласия командования Североатлантического Альянса.

Договор о создании европейской армии оказался «менее наднациональным», чем, возможно, хотелось бы его французским творцам, поскольку главным органом нового сообщества становился Совет Министров, где вопросы особой важности должны были решаться единогласно. Именно Совет Министров определял политику ЕОС, в то время как другой институт сообщества – наднациональный Комиссариат – отвечал лишь за исполнение его решений. Вместе с тем отдельная статья – 38 – соглашения о ЕОС обязывала его участников приступить к разработке проекта «федеральной или конфедеральной структуры», которая позволила бы поставить европейскую армию под контроль политического органа и увенчать здание объединенной Европы политической «крышей».

Долгое время в отечественной историографии преобладало мнение, что главный смысл соглашения о ЕОС «заключался для Франции в том, что она теряла свою национальную армию, в то время как ее исконный враг – германский милитаризм – получал право на возрождение своих сил»[1364]. Такая оценка Парижского договора кажется слишком категоричной и упрощенной. Действительно, подписывая договор о ЕОС, Франция, окончившая войну в лагере стран-победительниц и являвшаяся крупнейшей державой европейского континента, лишалась своей национальной армии. При этом французские правящие круги отчетливо понимали: проведение политики дискриминации по отношению к ФРГ могло вызвать лишь подъем реваншистских настроений и быстрое перевооружение Западной Германии под эгидой США с ее дальнейшим вступлением в НАТО. Франции в тот момент было «выгоднее» продолжать начатый «планом Шумана» процесс сближения и тесного сотрудничества с ФРГ, заранее ограничить ее военную мощь и установить, пусть и европейский, но контроль над возрождением германской военной машины, нежели наблюдать, как Западная Германия при активной поддержке США самостоятельно восстанавливает свою экономику и национальную армию, создавая потенциальную угрозу для безопасности Франции в будущем.

* * *

«Подписать не значит ратифицировать» – статья с таким заголовком была опубликована в газете «Монд» на следующий день после заключения соглашения о ЕОС[1365]. Название публикации как нельзя более точно отражало весьма двойственное отношение французского общества и прежде всего ведущих политических сил страны к учреждению ЕОС. Уже с весны 1952 г. французский лагерь противников и критиков Парижского договора, в который по-прежнему входили коммунисты, голлисты и некоторые «умеренные»[1366], стал пополняться и крепнуть за счет части социалистов и радикалов. Дальнейшие события еще больше способствовали упрочению этого лагеря благодаря, по выражению известного французского публициста, философа и социолога Р. Арона, «тройной эволюции» (triple évolution): укреплению позиций противников договора в парламенте и обществе, росту их количества в правительстве и началу международной разрядки[1367]. Политическая и интеллектуальная элита французского общества разделилась на два лагеря – «седистов» и «антиседистов»[1368].

При этом рядовые французы, видимо, были весьма далеки от четкого понимания проблем военно-политической интеграции в Западной Европе. Проведенные осенью 1951 и в 1952 г. опросы общественного мнения выявили значительный перевес сторонников проекта создания европейской армии – 42 % в 1951 г. и 45 % и 1952 г. – над ее противниками (26 %)[1369]. Но те же опросы также продемонстрировали, что при выборе «наилучшего способа обеспечения безопасности Западной Европы» в условиях «холодной войны» за европейскую армию высказались в сентябре 1952 г. лишь 32 % граждан, в то время как 22 % опрошенных предпочли создание коалиции национальных армий[1370], что вряд ли говорило о твердой приверженности рядовых французов идее европейской армии и о четкой позиции по этому вопросу вообще.

Хотя договор о создании ЕОС был подписан в конце мая 1952 г., правительство передало его для рассмотрения в парламентских комиссиях лишь в начале 1953 г. По мнению политолога и журналиста Ж. Фовэ, подобная задержка объяснялась просто: сторонники договора «боялись, что им не хватит десятка голосов… и предпочли затягивать ратификацию, пока время не стало играть против них»[1371].

Еще одним немаловажным обстоятельством, препятствовавшим скорейшей ратификации Парижского договора, была сложившаяся после парламентских выборов 1951 г. непростая внутриполитическая конъюнктура. В парламентские круги, а затем и в правительство вошли не участвовавшие ранее в государственной деятельности голлисты, ярые противники ЕОС. В значительной степени именно потому, что судьба кабинетов образованного осенью 1951 г. правоцентристского блока (радикалы, МРП, СНИП) зависела от голосов противников ратификации, обсуждение соглашения затянулось больше чем на два года и в конечном итоге сделало непреодолимым противостояние «седистов» и «антиседистов».

Позиции последних существенно укрепились после снятия по требованию голлистов с поста министра иностранных дел «европеиста» Р. Шумана и его замены Ж. Бидо, поставившим на первое место внешнеполитической деятельности IV Республики проблемы «заморских территорий» Франции – Индокитая и Северной Африки. И хотя сам Бидо находился в лагере сторонников договора о ЕОС и попытался добиться (хотя и безрезультатно) изменения некоторых его статей – через заключение «дополнительных протоколов»[1372]– с тем, чтобы Национальное Собрание одобрило договор, его считали менее убежденным защитником ЕОС, нежели Шумана.

Одновременно с внутриполитической конъюнктурой в самой Франции значительно изменилась ситуация на мировой арене: со смертью И. Сталина в марте 1953 г. и с заключением в июле 1953 г. перемирия в Корее ослабла острота противостояния двух блоков. Создание ЕОС, задуманного в эпоху Корейской войны и в качестве контрмеры