Он зарычал, она вздрогнула, ведь могла и убить, тем временемколено с силой раздвинуло ноги. Она яростно сопротивлялась, на губы ей капнулотеплым, она непроизвольно коснулась языком и ощутила солоноватый вкус крови. Ивсе-таки, мелькнула жаркая мысль, даже с разбитым в кровь лицом не избил, неударил, даже сейчас старается не причинить ей боли.

Эта мысль парализовала всю волю к сопротивлению. Оначувствовала его ищущие губы, даже непроизвольно ответила на поцелуй, телоразомлело, услышало страстный зов, но могучее наслаждение, что прокатилосьжаркой волной по телу, все-таки показалось ей… недостаточным. Зов плоти силен,но чего-то недоставало.

Более того, сейчас была уверена, что наконец-то ощутил и он.

* * *

Под окнами даже ночью иной раз скрипели тележные оси, шумновсхрапывали измученные кони. Блестка слышала неровный стук подков, лошадивыбивались из сил, люди вскрикивали надсадными голосами, слышались щелчкибичей, но чаще переселенцы сами подталкивали тяжелые телеги, хватались заогромные колеса.

Утром она видела на площади костры, сгрудившиеся вокругсогбенные жалкие фигуры. По слухам, прибывали даже князья и беры, все из числатех, кто не признал артан властелинами Куявии. Знатных людей разбирали по домамгорожане, а челядь устраивалась в пещерах, что освободились, хотя многиепредпочитали ночевать у костров, разведенных вблизи повозок: зато уберегут отрасхищений.

Иггельд не показывался в доме уже двое суток: устраивалпереселенцев, занимался каким-то строительством оборонительных сооружений.Когда на третий день появился, от него пахло гарью, а одежда и волосы присыпанымельчайшей каменной крошкой.

Из его дома таскали еду и продукты прямо на площадь переддомом. На кострах пекли, жарили, там любому куску хлеба рады, люди счастливы,многие не верят, что наконец-то добрались до места, куда артане не придут иоткуда вообще нет пути дальше.

Блестка тоже выходила несколько раз, всякий раз привлекаявнимание звоном цепей. Получалось не нарочно, но ей хотелось посмотреть нановоприбывших, узнать прямо от них, откуда их спугнули, где артане сейчас.

Ее рассматривали жадно, но без такой уж открытойвраждебности, как она ожидала, хотя всем сразу сообщали, что это пленнаяартанка, знатная, захвачена самим Иггельдом. Напротив, она слышала жалостливыевздохи женщин, сочувствующие возгласы, а мужчины вообще бурчали, что этотИггельд ставит себя в смешное положение: женщину в цепи! Как будто она куда-томожет убежать из этого каменного мешка…

Однажды, когда она возвращалась в дом, а следом неотступношел бдительный Оследнюк, сама Блестка сбилась с шага, засмотревшись. Черезплощадь между кострами и повозками шла высокая статная женщина. Блесткасмотрела на нее сверху, но когда женщина, словно ощутив взгляд, слегкаприподняла голову, показалось, что именно она смотрит на Блестку свысока, свялым безразличием.

– Кто это? – спросила Блестка шепотом.

Сердечко почему-то колотилось, как будто оказалось надпропастью. Оследнюк остановился рядом, прорычал хмуро:

– Иргильда.

Он умолк, полагая, что этим сказано все, переступил с ногина ногу, ожидая, когда она пойдет в дом. Блестка, не дождавшись продолжения,спросила все так же тихо:

– А кто она?

Оследнюк остолбенел так, что едва сумел закрыть рот. Глазарасширились в радостном удивлении.

– Ты не знаешь, кто такая Иргильда?

– Нет.

– Боги!.. Есть же такие дикие люди!

И, приведя в ее комнату, в течение часа обстоятельнопересказывал все, что знал, а знал удивительно много. Наконец ушел, не забыв ниснять оковы, ни надежно задвинуть за собой дверь на засов. Блестка улеглась,раскинула руки. Но, прежде чем отдаться сладким грезам, успела подумать о своемзаточении и о том, что под ударами доблестных артан в это забытое богами изаброшенное место сбегается всякая дрянь и отбросы, как вот эти отвратительныеберы или эта мерзейшая Иргильда.

На другой день она после обеда латала мужскую одежду вместес остальными женщинами, когда хлопнула входная дверь, женщины пересталишушукаться, смех оборвался, и над всеми словно повеяло холодом. Блестка поднялаголову.

В их сторону от двери шла та самая женщина, которую Оследнюкназвал Иргильдой, женой тцара и мачехой Итании, из-за которой и разгореласьжестокая война. Она шла не к ним, как сразу поняла Блестка, а просто в ихсторону, в трех шагах лестница, ведущая в верхние покои, где сейчас совещаютсямужчины, все женщины притихли, как робкие мыши при виде огромного кота, чтодаже боятся смотреть в его сторону и трусливо молятся своему мышиному богу,чтобы кот их не заметил, прошел мимо, он же большой и сильный, что им нашимелкие мышиные души…

Блестка вскинула голову и с любопытством разглядывалагрозную женщину, о которой уже наслушалась столько гадостей. Иргильда двигаласьвеличественно, никого не замечая вокруг, взгляд устремлен поверх голов, статнаяи все еще красивая, все-таки тцарица, затем ее взгляд опустился и встретился совзглядом Блестки.

Она сделала еще пару шагов, женщины совсем замерли иопустили головы. Иргильда остановилась, ее холодные глаза без всякого выражениябесцеремонно осмотрели Блестку, остановили взгляд на тяжелых оковах на ее рукахи ногах, снова осмотрели ее со странным выражением в жестоких холодных глазах.

– Пленная, – произнесла она с некоторым удивлениемв голосе. – Пленная артанка!

Сзади придвинулся один из беров, Блестка видела его раньше,сказал угодливо:

– Рабыня!.. Ее захватили в самой Артании!

Иргильда произнесла брезгливо:

– Какая же она рабыня? Рабыни не носят таких оков…Скажи, женщина, ты – рабыня?

Бер крикнул строго:

– Встань, рабыня, когда с тобой разговаривают!

Блестка, сидя, выпрямилась, ответила с веселой яростью:

– Все верно, я – пленная!.. И когда сюда придутартане, а они придут, то всех вас развесим на корм воронам! А с тебя, жирнаясвинья, я своими руками сдеру шкуру… с живого.

Бер отшатнулся, отступил и едва не упал, наткнувшись наскамью. Кто-то сдержанно засмеялся.

Иргильда не шелохнулась, взгляд оставался все таким же, идаже голос не изменился, когда произнесла холодно и размеренно:

– Носи оковы. Носи с гордостью. Не снимай… и не давайих снимать. Другие же не снимают?

Она шагнула дальше, уже забыв о пленнице, взгляд устремленвдаль, только из-под накидки выскользнула белая холеная рука, поправилабезукоризненные волосы в затейливой высокой прическе, тяжелые золотые браслетымягко звякнули и соскользнули к локтю, обнажая тонкое изящное запястье.