– Ты со мной, – сказал он упрямо. – Тыпринадлежишь мне.

– Ты можешь думать как хочешь, – возразила она с горечью. –Я буду принадлежать тебе, когда, будучи разлученная с тобой, вернусь к тебе посвоей воле! Это и есть – принадлежать!

Ее голос чуточку дрогнул, она успела подумать, чтопроговорилась, ей втайне хотелось бы принадлежать так, чтобы из любой темницы,разметав ее, ринуться к нему, но, к счастью, занятый собой и своими терзаниями,он не заметил, как она на миг приоткрылась снова.

– Кто говорит о любви? – спросил он горько.

Она поперхнулась, сказала более ровным голосом:

– Ты прав, никто. Я была бы совсем сумасшедшей…

Она про себя договорила: «…раз все еще надеюсь, что ты меняпоймешь», – и видела по лицу, что он договорил другое: «…если непопыталась бы в лагере врага не пустить в ход все воинские приемы». Ноуговаривать, объяснять снова и снова чересчур унизительно. Она и так ужеунизилась достаточно.

– Достаточно, – повторила вслух. – Я –пленница. Все.

– Ты – пленница, ты – почетнаяпленница, – добавил он.

– Не бывает почетных, – возразила она. – Пленвсегда только позорный. Надень на меня оковы, куяв. Это поможет мне еще большетебя возненавидеть.

Мне это очень нужно, добавила про себя.

* * *

Три дня Иггельд вообще не показывался в доме, а потом явилсявесь почерневший, в закопченных доспехах. Она видела, как он морщился, береглевую руку. На скуле пламенеет свежая ссадина, доспех посечен, глубокие зарубкина груди, а железо на плече изуродовано так, что видна пропитанная кровьюповязка.

Он пробыл в доме не больше часа, за ним пришли лекари, увелипочти насильно. Еще неделю не видела его, хотя, по слухам, уже оправился от рани снова на драконе сражался с артанами. Все эти дни вздрагивала от шагов задверью, прислушивалась с надеждой, а ночью едва дожидалась утра, чтобы спешитьна кухню готовить еду, в надежде увидеть, как он сядет за стол, как будет иногдаскользить по ней взглядом, стараясь, чтобы она этого не заметила. И она тожебудет стараться изо всех сил, чтобы не рассмотрел, как жадно за ним наблюдает.

Сегодня поздно вечером, так и не увидев его вообще, онавернулась в каморку, растянулась на жестком ложе и стала ждать, когда придетмолчаливый Оследнюк и снимет с нее оковы, после чего за ним хлопнет дверь,прогремит задвигаемый с той стороны засов.

Все тело ныло, в душе горько и беспросветно. Она повернуласьна бок, цепи громко звякнули.

– Да сколько я буду его ждать! – прошептала она вслезах. – Сколько?.. Я – человек, он этого не понимает. Все, кончено.Отныне и вовеки я перестаю его ждать…

Она отвернулась к стене, подогнула колени. Она уже началапроваливаться в сладкую полутьму, как дверь распахнулась с грохотом. В дверномпроеме чернела, подсвеченная сзади, огромная фигура. Он постоял несколькомгновений, в ее каморке темно, только в узкое окошко проникает узкий лучлунного света. Блестка встрепенулась, сердце застучало в радостном ожидании. Еслиснова пригласит ее в постель, у нее не хватит духу отказаться…

Он встал на колени перед ее ложем, быстро и даже ссуетливостью снял оковы, отбросил, как змею, в угол комнатки. Блестка нешевелилась, а он не встал, бережно снял с нее сапожки, так же осторожно опустилна пол рядом с ложем, вздохнул, начал подниматься, но вместо этого лишьприжался горячим лбом к ее ногам.

– Артанка, – донесся его хриплый голос, – чтоты со мной делаешь?.. Я уже натыкаюсь на стены. Я прошу тебя, прими мир таким,какой он есть. Пойдем в мои покои, я хочу заснуть, обнимая тебя.

– Нет, – ответила она немного раньше, чем успелаподумать.

– Артанка, – сказал он с угрозой. – Тыиграешь с огнем. Я всегда считал себя овечкой, что любому зайчику уступитдорогу… но когда меня прижимали к стене, я зверел. Сейчас я вообще не знаю, чтосо мной, я готов на любую крайность…

– Ты видишь, – ответила она насмешливо, – какя вся дрожу.

– Артанка!

– Тебе есть что сказать, куяв?

– Я уже сказал, – ответил он сдавленным голосом.

– Я сказала тоже, – сказала она совсем тихо, хотядуша закричала громко и отчетливо, чтобы он ее не слушал, что она так недумает, это за нее говорит артанскость, а она сейчас совсем не артанка. –И ты меня слышал.

Она лежала на спине, так страшновато, чувствуешь себя совершеннобеспомощной, а он медленно поднял голову, их взгляды встретились. Она смотрелас холодной ненавистью, причин много, он вздохнул, поднялся, постоял так,огромный, могучий и жалкий, как заблудившийся в темном лесу ребенок, сновавздохнул и, повернувшись, потащился к двери.

Не уходи, крикнула беззвучно. Ты нужен мне!.. Моя душаистосковалась по тебе, я ночами не сплю, вижу тебя, чувствую твои губы по всемутелу, меня посещают странные сны, после которых даже днем к щекам приливаеткраска стыда. Не уходи, Иггельд, ты же должен чувствовать то же самое, что и я!Ведь было такое, было, что наши сердца стучали вместе, а души слились и былаодна душа на двоих…

Он взялся за дверную ручку, остановился. Не уходи,вскрикнула она отчаянно, не шевеля губами. Спина Иггельда напряглась, будтоборолся с собой. Блестка услышала прерывистый вздох, широкие плечи дрогнули,сгорбились, повернулся к ней, она поразилась выражению страдания на его лице.

Он снова покачнулся, словно дергала неведомая сила, но онборолся, противился, отпустил дверную ручку и сделал два шага к ней.Остановился, замер посреди комнаты, когда до жалкой постели артанки оставалосьеще три шага.

– Я не могу, – ответил сдавленным голосом. –Наверное, у меня нет больше гордости… ты сокрушила меня, женщина. Но я всеравно сделаю по-своему.

Она ахнула, он быстро шагнул к ней, словно перестал боротьсяс неведомой силой. Его рука с такой силой рванула на себя одеяло, что оноулетело к другой стене. В следующее мгновение он рухнул на колени и тут женавалился на нее. Блестка успела подогнуть ноги, от толчка Иггельд почтиподлетел в воздух, но ринулся к ней снова.

Она вскочила и успела ударить его ногой. Метила в пах, ноудар пришелся в бедро, от удара его развернуло, он вскрикнул, то ли от боли, толи от ярости, ухватил за плечо, она вывернулась и нанесла сдвоенный удар ему вчелюсть. Такими ударами замертво валила быков, но Иггельд только содрогнулся.Она ожидала, что колени его подогнутся, он мягко опустится на пол, но онвсхрюкнул, тряхнул головой и ухватил в объятия.

К этому оказалась не готова, отчаянно задергалась, номогучие руки сжимали с такой силой, что перестала противиться, и он опустился снею здесь же, на одеяло. Он на миг расслабил хватку, пытался коленом раздвинутьплотно сомкнутые ноги, и она с силой ударила лбом в переносицу. Ей показалось,что хрустнули кости.