Он сказал хриплым голосом:

– С тобой я потерял не только стыд, но и честь, идостоинство…

Она удержала на языке привычную колкость, что у куявов нетни чести, ни стыда, ни достоинства – у Иггельда всего этого в избытке,только у него все это дикое, самородное, не отшлифованное воспитанием,обществом себе подобных. Его честь даже выше, чем у большинства артан, емуприходится жить среди бесчестных людей, в то время как артане… нет, об этомсейчас нельзя думать, перед нею грубый и никчемный враг, у которого душа хоть иесть, но не крупнее, чем у полевой мыши. Мелкие трепыхания есть, но что-тобольшое вместить не может…

И все-таки, подумала она тоскливо, я его люблю.

– А я – не потеряла, – ответила она.

* * *

Он ушел, как побитый пес, а она, едва захлопнулась дверь,упала лицом в постель и залилась горькими слезами. Выплакалась так, что подушкавзмокла, утром чувствовала, как опухли глаза. Сперва вообще собиралась неходить в нижний зал к женщинам, потом решила, что это будет как поражение,лучше показать ему, что все уже пережила и похоронила, с обеда уже сидела и соспицами в руках слушала милую болтовню этих простеньких существ. Когда Иггельдявился к ужину, она видела его отчетливо. С ним обедал Ратша, этот выгляделвеселым и бодрым, несколько раз посмотрел в ее сторону, а когда встретилисьвзглядами, подмигнул. Блестка сделала каменное лицо и больше в сторону их столане смотрела.

После этого Иггельд исчез на пару дней, и она ощутила, как всердце вошла ледяная игла. Даже за работой она беззвучно молила богов пожалетьнаездника на черном драконе, а ночью упрашивала Мать-хранительницу защититьэтого куява, после чего зарывалась лицом в подушку и долго рыдала, так каксохранить жизнь куяву-воину – это рисковать жизнью воинов из артанскоголагеря.

Иггельд заходил несколько раз и просил передумать. Этоозначало лишь, что приглашает ее в постель на прежних условиях. Она приходила вярость, отказывала таким ледяным тоном, что он сразу сникал и отступал задверь. Дурак, говорила она вдогонку молча. Дурак. Ты ничего не понимаешь. Ты непонимаешь самого главного!.. А я сказать не могу.

Женщины ничего не заметили, во всяком случае, ей никтоничего не сказал, зато все увидели, что Иггельд ходит мрачнее тучи, челядиныразбегались при одном его появлении. Голос его стал резким, раздражительным.

За несколько дней он исхудал, скулы заострились, нижняячелюсть выдвинулась вперед, а глаза, напротив, втянулись в пещеры, оттуда изглубины поблескивали злые искры. Даже воины, что бывали с ним в сражениях,старались без необходимости не попадаться на глаза.

Почему, мелькнула мысль, я не могу сказать ему все?..Наверное, это просто трудно сказать, как ни пробуй – слова не те, грубые инеуклюжие, каждое – неверное, каждое – ложь, это нужнопрочувствовать… Не может быть, чтобы он всего этого не чувствовал!.. Не можетбыть…

Он чувствует, наверняка чувствует. Но зато может не поверитьтому, что чувствует.

Иггельд ввалился в спальню, два светильника от двери тусклоосвещают в глубине помещения просторное ложе. В теле от усталости стонет каждаяжилка, кровоподтеки ноют, кольчуга спасает от топоров, но не от ушибов. Оншагнул к кровати, но словно отшвырнуло, едва вспомнил, что совсем недавнолежал, держа в руках самую лучшую в мире женщину, которую не знает, какудержать…

За окном вечереет, небо окрасилось в багровый цвет, сплощади донесся крик. Он услышал, как заржали кони, потом характерный треск,это чей-то конь, обезумев от страха, сломал оглобли, явно не местный, этипривыкли к драконам. Он подбежал к окну.

В небе над площадью кружил чужой дракон. Наездник согнулсяна том месте, где шея переходит в плечи, что-то дергал яростно, дракон ревел,судорожно вздрагивал, едва удерживаясь в воздухе.

Иггельд выругался, после их ласковых и послушных драконоввообще возненавидел это изуверство со штырями боли, стены понеслись мимо,простучали под сапогами ступеньки. Он выбежал из дома в тот момент, когдадракон все же опустился посреди площади. Сейчас тяжело дышал, морда в пене,сразу же распластался и застыл с закрытыми глазами, безразличный ко всему имечтающий только, чтобы наверху не трогали вживленный в самое болезненное местометаллический прут.

Со спины дракона соскользнула брюхом по блестящей чешуедевчушка в теплой подбитой мехом одежде, на земле развернулась, Иггельд ахнул,а Яська бросилась ему на шею. Он обхватил ее жадно, поцеловал в лоб, онаприжалась к нему всем телом, спрятав лицо на груди. Наездник крикнул сверху:

– Она только сегодня добралась до нашего города!.. Мызнаем, как ты ее разыскивал, вот и решили сделать тебе подарок…

– Спасибо! – крикнул Иггельд через головуЯськи. – Я в долгу!

– Запомню, – засмеялся наездник. – Ладно,увидимся!

– Зайди хоть выпить вина, – пригласил Иггельд. –Твой дракон едва дышит, пусть переведет дух.

Наездник ответил с сожалением в голосе:

– Я бы с удовольствием, но наших драконов нельзяоставлять, как ваших… Ничего, ему только перелететь обратно через стену, а тамрастопырить крылья и спланировать в наш Город.

– Тебя как зовут? – спросил Иггельд.

– Дорож, доблестный Иггельд!

– Я твой должник, Дорож!

Наездник прикоснулся к металлическому штырю, дракон дернулсяот боли, вскинул голову. Иггельд поспешно обнял Яську за плечи и повел вдом – отвратительно видеть, как драконов заставляют подчиняться с помощьюжгучей боли. Яська повизгивала от счастья, как молодой дракончик, а будь у неехвост, отбила бы им бока себе и брату.

На пороге уже встречали улыбающиеся домочадцы. Иггельдпоискал глазами Блестку, вспомнил, что после ужина пленницу отводят в еекаморку и запирают, стиснул зубы, настроение сразу испортилось. Яська щебетала,он почти не слышал, так вошли в дом. Вокруг, как мухи в жаркий день, носилисьслуги и набившиеся сразу в дом гости, его дом всегда открыт для всех, не дом, ачерт-те что, хорошо, хоть в его спальню еще не вламываются, хоть обратно впещеру беги, как постоянно зовет преданный Черныш…

Моментально накрыли стол, натащили еды, ведь в плену Яськуявно морили голодом, сгрудились вокруг в ожидании рассказа. Она ела наудивление вяло, к вкусностям осталась равнодушной, призналась виновато:

– Прости, братец, меня в Городе Драконов накормили так,что из ушей лезет. Старались тебе понравиться.

Слушатели довольно загалдели, еще бы, сейчас Иггельд в такойсиле, что нижняя долина уже не просто считается с его возросшей мощью, но изаискивает, старается быть полезной, чтобы и он мог когда-то и в чем-то…

Иггельд спросил нетерпеливо:

– Как ты вообще…

– Уцелела?

– Нет, как добиралась?.. Одинокой женщине проехатьчерез всю страну, где рыщут пьяные от крови артане…