Она чувствовала, как его руки, словно сами по себе, отдельноот его неподвижного тела, подтягивают ее к себе и жар его тела становитсяневыносимым. Глаза его, серые, совсем не рыбьи, а цвета стального клинка,расширились, заняли полмира. Блестка в страхе, что случится непоправимое, чтовсе испортит, отвернулась, и его раскаленные губы провели горящую полосу по еесразу вспыхнувшей огнем щеке.

Ей не хватало воздуха, она дышала все чаще, грудь вздымаласьпорывисто, толчками. Пытаясь отстраниться, она уперлась в его грудь руками, ноголова закружилась, и она сама уцепилась за него, как вьюнок за крепкоедеревцо.

Они лежали, крепко обхватив друг друга, одной рукой онпридерживал ее за спину, другой – затылок, словно ребенка, у которогоотвалится слишком тяжелая голова. Жар разливался по всему телу, Блесткамедленно подняла голову, лицо до этого прятала у него на груди, их губывстретились раньше, чем взгляды, и, несмотря на жар, новое пламя вспыхнуло,обожгло. Блестка чувствовала, как ладонь на затылке прижимает ее голову всекрепче, пальцы зарылись в волосы, а сама она ощущала с нежностью и рвущейсянаружу радостью его нетерпение, его усиливающийся натиск, и руки без ее ведомасами предательски обхватили его за шею. Она прижалась к нему, продлеваяпоцелуй, сливаясь в поцелуе, она чувствовала, как он взял ее губы в свои,смакует, наслаждается, не может оторваться.

В какой-то момент его руки скользнули по ее бедрам, прижали.Она разорвала поцелуй, спрятала лицо у него на груди снова, но жар в теле итрепетное чувство, что все она делает правильно, прижали ее к нему еще крепче,сердце едва не выскакивало из груди, она прошептала:

– Иггельд…

Голос ее был задыхающийся, она сама его не узнала, а онсмотрел в ее огромные глаза этого странного волшебного цвета, в горле стоялком, он готов был заплакать от избытка чувств, схватил в обе ладони ее лицо,жадно начал целовать глаза, щеки, нос, сказал жарко:

– Я не могу без тебя…

– Иггельд!

– Я умру без тебя…

Они снова сомкнули губы, и оба на этот раз чувствовали, чемвсе кончится. Разум захлестнула волна горячей крови, сильные мужские рукискользили по ее телу. От его ладоней воспламенялась спина, ягодицы, грудь, вголове стоял звон. Она медленно погружалась в безумно-сладкую пьянящую бездну,ее руки обвили его шею и уже не отпускали.

Почти не ощутила, как исчезли ее оковы, рубашка, а затем икожаные штаны, зато когда его горячие губы коснулись ее груди, волна пламенипрокатилась по телу, заставила выгнуть спину, прижимая грудь к его губам. Онауслышала свой беспомощный стон, Иггельд, видимо из страха все испортить,разрушить, как уже случалось, не спешил наброситься, как должны делать мужчины,он продолжал целовать ее груди, захватывал губами розовые соски, что ужесъежились и приподнялись, похожие на недозрелые ягоды землянички. Она крепкодержала его обеими руками за шею, поцеловала так же жадно, как целовал он, еетонкие пальцы погрузились в его густые светлые волосы. Она услышала свой слабыйзадыхающийся голос, их тела слились, она чувствовала боль, восторг,наслаждение, страх и странное облегчение, словно наконец-то исполнила то, кчему шла всю жизнь, что должна сделать, что завещано всеми отцами, дедами,прадедами и всеми-всеми безымянными предками.

Ее тело все еще вздрагивало, медленно затихая, она чувствовалана щеке обжигающее дыхание, он дышал часто, с хрипами, потом тяжесть на ее телеисчезла, он медленно повалился на бок, но ее из рук не выпустил, так и лежали,медленно восстанавливая дыхание.

* * *

Она проснулась первой и долго смотрела на него, спящего.Красив, силен, прекрасно сложен, но сейчас она чувствовала, что из-за внешностивсего лишь обратила на него внимание, но если бы не оказался таким, таким… онане могла подыскать точное слово, то так и остался бы всего лишь красивымврагом.

Спи, любимый, произнесла она мысленно. Тебе еще тяжелее, чеммне. Я могу сослаться, что я – пленница, у меня нет своей воли, а тебеувильнуть от ответа ни перед другими, ни перед собой не удастся.

Очень медленно спустила ноги на пол. На миг показалось, чтоон наблюдает за ней из-под приспущенных век, прислушалась, но он дышит ровно,глубоко, на щеке играет румянец глубокого сна. Она оделась, как можно тишепрошла к двери.

Дверь оказалась запертой. Она толкнула сильнее, дубоваястворка, которую можно вышибить только тараном, не поддалась. Оглянувшись, необратила внимания, что Иггельд в самом деле проснулся и смотрит на нее,машинально посмотрела на окна, хотя знала, что не протиснется в эти узкиебойницы.

К тому же перекрытые так железными прутьями, что не пролезетдаже кошка.

– Артанка, – донесся голос от постели. Она резкообернулась. Иггельд приподнялся, лицо мертвенно-бледное, но в глазахтьма. – Я все понимаю… но я не последний дурак. Двери надежно заперты. А вкоридоре двое стражей.

Она сказала беспомощно:

– Я всего лишь намеревалась…

– Что?

Она заколебалась, сейчас при свете дня все выглядело совсеминаче или могло выглядеть, и ответить так, как она хотела… хотела, но не могла,язык уже не поворачивается. То ли виной беспощадный солнечный свет в окно, толи утренний свежий прохладный воздух, но она ответила после паузы:

– Ну, идти заниматься тем, чем и занималась. Какобычно, шить одежду, вышивать. Помогу Пребране печь хлеб…

Он покачал головой.

– Не ври мне. Мы оба знаем, что ты не упустишь случаяубежать.

Она в молчании наблюдала, как он вскочил и быстро оделся.Руки его дрожали, лицо дергалось, он делал много ненужных движений, чистыйкуяв, что не знает сдержанного достоинства артанина. Когда он натянул сапоги,став ростом еще выше, голос дрогнул, а глаза стали глазами побитой собаки:

– Ты можешь хоть теперь сказать свое имя?

Она медленно покачала головой:

– Теперь – нет. Ты упустил…

Он вздохнул, лицо стало страдальческое, виноватое, но сказалкак можно тверже:

– Да? Я чувствую, что делаю многое не так, как долженбы… А как должен? Не знаю. Но пока могу сказать только одно…

Он запнулся, показалось, что в его лицо бросилась краска.Она спросила мертвым голосом:

– Что?

Он сглотнул ком в горле, указал на тяжелые оковы наподоконнике. Она проследила взглядом за его рукой. Сильнейшее разочарованиенахлынуло, затопило с головой. В глазах потемнело, едва услышала его звенящий,как комариный писк, голос:

– Какое бы безумие нас ни посетило, но мы – куяв иартанка. Наши страны воюют.

– Да, – услышала свой голос. – Да.

– Я не могу тебя потерять. Не могу.

– Да, – ответила она. – Я поняла… куяв.