под строгим контролем Вити ему не удастся ни один кундштюг, а не мог же он не понимать, что Сарны вовсе не парцелляционное имение, что на пески из-под вырубленного леса никто не позарится; урвать, конечно, еще можно, нелегально, а этого ему теперь и не удастся. Но, когда мы поставили ему вопрос о согласии уступить нам его права, он просил нас подумать, потому что даже испугался нашей смелости, испугался за нас, а не за себя. Он хорошо сознавал, стотысячный заработок был сфабрикован только в его фантазии, но нам было совсем не до прибыли, мы хотели только отвязаться от этого фокусника. Получив уже за это время не менее десяти тысяч в виде куртажей, отступных, прогонов и жалования, он теперь пытался выпрашивать у Вити «векселечки» в счет будущих благ, а так как Витя решительно отказывал ему, то он уже начал рычать из-за угла и вымещать свое недовольство пока на окружающих.

Витя, всегда осторожнее меня, колебался. Как же мы заплатим Филатовым двадцать тысяч, если отдадим теперь Щавры Кулицкому? Меня же поддерживал Соукун, панически боявшийся Кулицкого. Он горячо уговаривал нас не бояться выбросить двадцать тысяч, чтобы отвязаться от него. Правда, Сарны имение непарцелляционное, но оно «коммерческое», а последнее в его представлении значило гораздо больше. Он обещал немедля вызвать своих друзей чехов, которые бы устроили в Сарнах всевозможные заводы. Наконец, он с Рейзенсергом (владельцем знаменитого плаца) тихонько, под шумок налаживал продажу тридцати заселенных десятин в Поселке за сто пятьдесят тысяч (по четыре тысячи восемьсот рублей).

Последнее было бы для нас настоящим спасением во всех наших затруднениях, но дело в том, что покупали эти тридцать пять десятин местные евреи, а продажа земли евреям была запрещена. Витя горячо ухватился за этот якорь спасенья, о котором ему говорил еще Дерюжинский, утверждавший, что продавать землю в Сарнах евреям возможно. Витя перерыл все законы и, наконец, нашел в десятом томе Сводных Законов указ от десятого мая 1903 года, в котором в числе ста одного местечек, где евреи имели право приобретать землю в собственность, стояли Сарны. Еще в Киеве Витя пытался получить подтверждение этого указа, но у генерал-губернатора ничего не добился. Никто там ничего не знал, и толковали закон различно. Затем Витя поехал нарочно со мной в Луцк, чтобы выяснить этот вопрос у старшего нотариуса. После двухчасовой беседы со старшим нотариусом Вите удалось его убедить в праве приобретенья земли евреями в Сарнах. Сначала нотариус очень колебался, отыскивал противоречивые сенатские циркуляры, но когда он и у себя нашел «Сарны» за номером тридцать два в числе ста одного местечек, он решительно заявил, что будет утверждать купчие, потому что теперь он убедился, что в циркуляре вполне это ясно. Такое заявление ст. нотариуса было для нас большой радостью, и я из Луцка же написала по этому поводу длиннейшее (сохранившееся) письмо Леле. Прилагаю здесь два ответных письма по этому поводу. 16 ноября:

«Твое письмо с новой комбинацией поразило меня. Я не представлял себе возможности отделаться вам от Кулицкого или Шолковского. А между тем это для вас, разумеется, особенно выгодно. Можно рассчитывать, что Сарны будут действительно расти в цене. Устранение Кулицкого улыбается мне еще и потому, что он и по характеру своему, и по самому своему положению, невольно толкал бы вас в рискованные предприятия, ускоряя продажу участков, придумывая всякие способы скорейшего извлечения денег. А между тем, конечно, вся ваша задача заключается в создании нормальных условий для эксплуатации имения и для расплаты с вашими кредиторами. Поэтому, если математический расчет тебя не обманывает, советую не упустить случая и удалить Кулицкого. Разумеется, вы окажетесь дольщиками уже в три пятых; это надо закрепить какою-нибудь сделкой с Шолковским, который, я уверен, будет все-таки стоять на том, что он владелец половины Сарн.

Очень меня интересует продажа пятнадцати десятин в местечке. Вот было бы великолепно, если бы это осуществилось!

Вчера меня сильно расстроила статья Меньшикова об Академии. С начала до конца в ней ложь! Начать с того, что Ольденбург православный, сын генерала, внук военного, выходца из Германии. Рассылал билеты не он, а комитет из трех лиц: его, Соболевского и меня. Три четверти приглашенных – большие чиновники, члены Думы и Государственного Совета, профессора. Небольшую часть билетов мы послали начальникам высших учебных заведений (по десять-пятнадцать на заведение). Скандала никакого не было. Прошло все отлично. Но, действительно, раза два-три раздалось весьма, впрочем, умеренное шиканье: 1) когда вышли депутаты совета медицинского института, «правые» члены думы, сидевшие в первых рядах, начали шикать; 2) когда вышли депутаты национального союза и союза русского народа, шикала с хоров молодежь. Лучшим доказательством, что все прошло хорошо, может быть то, что Великий Князь после заседания горячо благодарил Ольденбурга. После прочтения высочайшей телеграммы Ольденбург спросил Великого Князя, не потребовать ли гимна, но Великий Князь сказал, что инициатива должна идти от публики. Прочти, пожалуйста, все это Тете. Когда такие господа, как Меньшиков и К° начинают говорить о знакомом, близком нам деле, ясно, на какую они способны ложь и клевету. Ждем известия о приезде Тети и Оленьки».

27 ноября: «Вполне одобряю продажу Щавров. Не знаю только, насколько ты продешевила. Но все вернется на приобретенной вами таким образом одной пятой прибыли по Сарнам. Если Соукун действительно порядочный человек, он с успехом заменит Кулицкого. Как выделить одну треть имения в настоящее время Шолковскому, я себе не представляю. Понимаю, разделаться с ним только так, что уплатить ему пятьдесят тысяч и сверх того тысяч двадцать-двадцать пять, это обременить себя новым долгом в двадцать-двадцать пять тысяч, что, думаю, не опасно. Впрочем, ясно, что Шолковский на это не пойдет. Знает ли он о вашей сделке с Кулицким? Кулицкий на январском договоре должен сделать надпись, что уступает вам взамен того-то свои права на двадцать процентов и отказывается от всякого участия в деле».

Глава 33. Декабрь 1911. «Ни за что!»

Леля, всегда столь осторожный и, как говорится, «сумнительный» одобрял наш проект отвязаться с помощью Щавров от Кулицкого! Витя же все еще колебался: как выбросить двадцать тысяч Кулицкому? За что ему такое благодеяние? А как же в июле выплатить двадцать тысяч Филатовым? Какая там прибыль? И гроша прибыли не будет, только бы удержаться в Сарнах! Но во мне глубоко засела решимость отделаться от этого фокусника, который мешал нам спокойно работать! Кончался ноябрь. Витя уехал на съезд в Дубно; Кулицкий донимал меня своими расходами на