«Темница Сархада открыта какой-то девушкой», – хмурились древние герои. – «Но он прикован по-прежнему», – и всё же они проверяли свое оружие.

«Королева людей не может выбраться из Аннуина, потому что ее оплел своей ложью Сархад-Предатель…»

«Он родного брата обратил в лед, а теперь заколдует и ее, бедняжку!»

«Ты путаешь! Не брата, а отца, и не в лед, а в камень. Я на триста лет тебя старше, я лучше знаю!»

«Действительно, в камень, но не брата и не отца, а мужа своей сестры…»

Крошки-фэйри залетали в покои Эссилт и наперебой твердили ей:

– Не ходи к Сархаду, он страшный, он злой, он самый злой!..

– Откуда вы знаете, что он злой? – улыбалась им королева, собирая рукоделие. – Разве вы хоть раз были в Зале Огней? Разве вы хоть раз говорили с Сархадом?

– Нет, и ничто не заставит нас приблизиться к Коварному!

– Что ж, а меня ничто не удержит от встречи с ним.

Коварство.

Такое привычное – и такое забытое слово.

Когда еще не родились не то что многие сидхи, но и многие боги этого мира, меня уже звали Коварным.

Кователем.

Из-под моего молота выходили творения изумительной красоты и немыслимой силы. Потом люди стали именовать это магией.

Сидхи ничего не забывают, и всё же я плохо помню свою юность. Когда впервые в моих работах стали воплощаться недобрые шутки? Или они были в них всегда?

Когда коварство перестало быть просто кованым узорочьем и стало тем, что сегодня все зовут этим словом?

На наковальне под ударами крохотного молоточка звенели солнечные лучи. Потом наступила тишина: тонкие зубцы один за другим крепко охватывали ледяные пластины.

– Готово.

Эссилт ахнула, уронила иглу, и шитье соскользнуло с ее колен на пол.

– Я никогда не видела ничего прекраснее.

– Зато я сейчас увижу, – усмехнулся мастер. – Когда надену ее на тебя. Подойди.

Он надел убор на Эссилт и довольно сказал:

– Да, получилось хорошо. Беги, ищи зеркало.

– Могу я как-то отблагодарить тебя? – прошептала королева.

– Да, и очень просто. Найди где-нибудь еще льда и принеси лучей. Иначе я всю оставшуюся мне вечность буду терзаться тем, что сразу не сообразил сделать к этой короне ожерелье.

Ты бежишь в новенькой короне, и от счастья глаза твои горят ярче лучей, из которых она выкована.

Я никогда не слышала, чтобы Сархад дарил женщинам уборы. Или я действительно ничего не знаю о нем, или ты – вторая после меня.

Я до сих пор храню его ожерелье, которое он сделал, когда мы оба были… впрочем, неважно.

Зачем тебе понадобился Сархад, девочка? Как ты вообще смогла найти дорогу к нему? Кажется, я надежно спрятала вход в его Зал Огня, даже открытый: пройти через ковер могут единицы, и сам ковер для многих незаметен, а для тех, кто увидит, – страшен.

Но для тебя немыслимая дорога стала привычной.

Кто для тебя Сархад? Возлюбленный? – нет: даже не будь ты настолько верна Марху, я не могу представить тебя в объятьях моего пленника.

Но если это не любовь и не ученичество (…чему златокузнец может научить женщину?), то что это?

Дружба?! С Сархадом?!

Те, кто имел несчастье считать его другом, обычно первыми оказывались жертвами его козней.

Неужели с тобой, маленькая Эссилт, будет иначе?

Что ж… тебя предупредили и дюжину, и дюжину дюжин раз. И тем не менее ты продолжаешь бывать у него.

И я подожду вмешиваться. Я подожду, пока меня не позовешь или ты, или он.

– Туника закончена? – спросил Сархад, отложив инструменты.

– Да, вот.

По ослепительно белому шелку змеился узор: то серебристый, то голубоватый, то серый до синевы, то проваливающийся в темноту ночного неба, то вспыхивающий ярче звезд.

– Хорошо, – кивнул мастер. – Счастлив будет тот, кому ты подаришь свою работу.

Эссилт улыбнулась, пряча мысль о том, что вряд ли Друст так уж обрадуется ее подарку.

– А что ты сделаешь для себя?

– Не знаю. До Бельтана есть время… я что-нибудь придумаю.

– Тогда послушай меня. Ты сможешь соткать золотую парчу из лучей?

– Наверное.

– Я хочу увидеть тебя в золотом платье. Расшей подол молодой листвой и прикажи, пусть тебе добудут несколько лилий.

– Приказать? Но я не имею права…

Сархад рассмеялся:

– Ну тогда попроси – и, я уверен, твои помощники помчатся быстрее, чем от любого приказа!

Когда-то я любил давать советы рукодельницам сидхи. Платья получались замечательными, да только в самый разгар празднества розы превращались, к примеру, в лягушек. Или весь наряд оборачивался копошащимися жуками. Весело было! До сих пор без смеха не вспомнить.

С любой из тех гордячек я бы и сейчас поступил также.

Но не с моей маленькой королевой.

– Нет-нет, девочка, не всю лилию. Только один лепесток. Загни его… вот так, отлично.

* * *

– Поднимайтесь, – мотнул головой Вожак, войдя в пещеру. Его длинные волосы взлетели белым крылом. – Выходим. Немедленно.

Тотчас смолкли все разговоры; охотники Аннуина, разом посерьезневшие, быстро вооружались.

Друст закинул за плечо лук и колчан… и неожиданно в нем всколыхнулось непонятное раздражение, в миг вытеснившее все иные чувства.

«Что я вообще делаю в этой Стае?! Почему я позволяю Седому командовать мной? Почему я побежал служить ему?! С какой стати? Что общего между мною и всей этой нелюдью?!»

Друсту понадобилось изрядное усилие воли, чтобы прогнать эти мысли. Они были бы уместны осенью, когда Вожак только позвал, но сейчас, когда внук Рианнон уже давно принял оружие из рук Седого Волка, – сейчас он связан с ним не меньше, чем некогда с Мархом. Сейчас таких вопросов не задают. Особенно перед походом.

Друст и не подозревал, что Седой отлично заметил его беспричинный гнев. Заметил – и украдкой облизнулся.

Я знал, что нам не придется выслеживать тварь, но не думал, что охота окажется настолько легка. Живые люди – бесценная приманка!

Загадочные они всё-таки существа. Способны отчаянно противиться другу – и с легкостью подставляют свое сознание, да что там – своё сердце – первой же твари ан-дубно: на, владей мной, ешь меня, я буду рад нести тебя дальше!