Изначальное заблуждение по поводу грозящей из Кёнигсберга опасности всячески поддерживалось и усиливалось германской разведкой во время сражения путем непрерывной радиотелеграфной дезинформации[1112]. Ложные сообщения, должно быть, укрепили Ренненкампфа в уверенности, что немалая часть 9-й армии из крепости готова навалиться на фланг его войск, если те пойдут в южном (юго-западном) направлении на выручку армии Самсонова. Ф. Гемпп, приводя примеры такого заблуждения, свалил ответственность за него на промахи русской разведки, которая вступила в битву с не соответствующими действительности «данными о неприятеле» и неверно оценила факты. «Поведение русской разведки, — утверждал он, — которая… предполагала наличие крупных немецких сил в укрепленном районе Кёнигсберга… имело следствием нерешительность генерала Ренненкампфа в дни Танненберга и тем самым провал кооперирования со 2-й армией генерала Самсонова [подчеркивание в тексте. — Е. И. Ф.]»[1113].

Критикуя миф о Танненберге, Ханс Дельбрюк признал за военным руководством Верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича «известные достоинства» даже в этой кампании: «То, что он во время битвы при Танненберге не напал на Гинденбурга со спины, а остался перед Кёнигсбергом, осматриваясь… не так уж необъяснимо. Он не мог… знать, не стянулась ли значительная часть германских вооруженных сил в Кёнигсберг и не атакует ли она его с тыла, если он повернет на юг, чтобы прийти на помощь Самсонову»[1114]. Как доказали позже русские военные историки, «чарам» Кёнигсберга поддался не столько Верховный главнокомандующий, сколько Жилинский (под влиянием Сухомлинова), а генерал Головин особо отметил, что Ренненкампф как подчиненный в сложившихся обстоятельствах не мог дать волю своим сомнениям и зарождающемуся недовольству до такой степени, чтобы не повиноваться приказам. Современные российские исследования[1115] на основании его радиопереговоров с Жилинским полностью сняли с Ренненкампфа обвинение в нерешительности и раболепии.

Чтобы сделать невероятное (если не учитывать успешную дезинформацию) правдоподобным и показать всему миру, будто он одержал победу традиционными средствами по образцу Канн, Людендорф пошел еще на один обман: с помощью Макса Хоффмана пустил в оборот легенду о личной смертельной вражде двух русских военачальников, из-за которой Ренненкампф будто бы нарочно не стал выручать Самсонова[1116]. Легенда, объявлявшая Ренненкампфа виновником гибели 2-й армии, нашла благодатную почву и в заинтересованных русских кругах[1117]. Генерал до конца жизни тщетно боролся против навязанной ему роли непатриотичного козла отпущения. Но кампания травли мнимого «изменника» велась окружением Сухомлинова столь широко и целеустремленно, что Верховный главнокомандующий, не допустивший увольнения Ренненкампфа в сентябре 1914 г., после второй его «неудачи» при схожих обстоятельствах (см. ниже) уступил давлению Военного министерства, двора и общественности. Он согласился временно отстранить генерала от должности, назначив следственную комиссию. В условиях войны и военной секретности успешно работать она не могла, так что «дело Ренненкампфа»[1118] до самой революции так и осталось не выясненным окончательно, и обвинение в «измене» с генерала не было снято. Ренненкампф, добивавшийся реабилитации и возвращения на службу, подозревал, что инициатором его увольнения выступал военный министр Сухомлинов[1119]. Переписка Сухомлинова и Янушкевича о «ликвидации» Ренненкампфа подтверждает его подозрения.

Рассказы Хоффмана[1120] о смертельной вражде и драке Самсонова с Ренненкампфом на мукденском вокзале, несмотря на свое триумфальное шествие в международной историографии и литературе, не имели под собой никаких исторических оснований. Военные историки из русской эмиграции периода меж двух мировых войн считали излишним комментировать эти «нелепые басни»[1121], а современные российские специалисты с успехом их опровергли[1122].