готовящийся к изданию том. Для них обе пьесы восходят к одному автору.

Комедия «Укрощение одной строптивой» («The Taming of a Shrew») была поставлена в Лондоне первый раз 11 июня 1594 года. Два раза печаталась анонимно инИкварто. «Укрощение строптивой («The Timing of the Shrew») инИкварто никогда не печаталась, первый раз была опубликована в Первом Фолио. Сэр Сидни Ли в своей биографии Шекспира говорит: «В Фолио вошло еще четыре никогда не издававшихся пьесы, лицензии для которых, однако, не потребовалось. Это “Король Джон”, первая и вторая части “Генриха VI” и “Укрощение строптивой”. Все эти пьесы Шекспир писал, опираясь на опубликованные ранее, со схожим названием, и отсутствие лицензий, без сомнения, объясняется непониманием чиновниками гильдии или же редакторами Фолио истинных отношений, существующих между старыми пьесами и новыми. Единственная пьеса Шекспира, которая раньше печаталась и не вошла в Фолио, – “Перикл”» [276].

Странные истории, связанные со всеми этими пьесами, объясняются шекспироведами тем, что или редакторы шекспировского тома, или служащие гильдии не ведали, что творили. И этим объяснением ортодоксальные шекспироведы удовлетворены, несмотря на то, что здравый смысл подсказывает: издатели собрания пьес Шекспира наверняка лучше знали, каковы истинные отношения между пьесами Шекспира и их предшественницами. Том составлялся к десятилетию смерти графа Ратленда, и знание ситуации вряд ли успело выветриться за один десяток лет. Ратленд-Шекспир в начале учился сочинять, строить сюжет, перелагая на поэтический лад готовые пьесы другого автора; по нашему понятию, этот автор – Бэкон. Но он, конечно, пользовался произведениями и других авторов, итальянцев и современных ему англичан.

Вернемся к Шаксперу. Шакспер «штопал» пьесы, подгонял их для сцены. Но есть и прямое свидетельство того, что он сочинял стихи. Джон Дэйвис из Херефорда (1565-1618), поэт, каллиграф, учил каллиграфии наследного принца Генри и среди прочих детей аристократии девочку Елизавету Сидни. Он – автор одного-единственного во всей елизаветинской литературе прижизненного стихотворения, посвященного прямо Шекспиру, до сих пор толком не понятого: «To our English Terence, Mr. Will. Shakespeare». Вот оно: Some say good Will (which I in sport do sing)

Hadst thou not played some Kingly parts in sport,

Thou hadst bin a companion for a King,

And beene a King among the meaner sort.

Some others raile; but raile as they think fit,

Thou hast no railing, but a reigning Wit.

And honesty thou sow’st they do reape

Вот и весь стих, мы его уже упоминали. Он многократно комментировался, комментируется по сей день. И самые видные толкователи до сих пор к единому мнению о его смысле не пришли. В.Грег, так изъясняет пятую и шестую строки: «Другие пишут скабрезности, каждый на свой лад. Твоя же поэзия – царственна» [277]. Ниже даю подстрочник: Друзьям – Уилл Добрый

(Антоним «Мальволио». – М.Л.), я шутя пою.

Когда б ты в шутку не играл царей,

Ты был бы собеседник королю

И королем средь тех, кто ниже сортом.

Иные пишут грязно – дар таков.

Тебе ж талантище дарован царский.

Ты сеешь злато – урожай собрав,

Другие пополняют закрома.

И вот этот поэт, который знал многие тайны, судя по другим стихам, поэмам и титульному листу одного из сборников, в 1603 году издает поэтический сборник «Микрокосмос», где на странице 215 имеются такие строки:

Players, I love ye and your Quаlity,

As ye are men that pass time, not abus’d:

And some I love for painting, poesy

W.S. And say fell fortune cannot be excused

R.B. That hath for better uses you refused:

Wit, courage, good shape, good parts and all good,

As long as all these goods are no worse used,

And though this stage doth stain pure gentle blood,

Yet generous ye are in mind and mood.

Перевод:

Актеры, вас люблю и ваше действо,

На сцене зря не тратите вы время.

А некоторых – за стихи, картины,

У.Ш. Нельзя, скажу, простить судьбу злодейку, Р.Б. Что лучшей доли вы не обрели:

Талант, отвага, статность – все прекрасно, Коль дар не потребляете во зло.

Хотя актерство честну кровь пятнает,

В вас благородство есть – в уме и сердце.

Из них ясно, что актер Уильям Шакспер действительно считался причастным к поэзии.

Следует учитывать, что понятие «poesy» тогда включало и драматургию. Джон Дэйвис был человек доброжелательный, его перо никогда не сочилось ядом. Он по-доброму относился к актерам, если, конечно, их ум, кураж, актерское обаяние, привлекательность не служили дурным целям. И его стих – бесспорное свидетельство, что в определенном кругу Шакспера полагали сочинителем. Дэйвис участвовал и в панегириках для «Кориэтовых нелепостей».

Его стихи там добрые и шутливые, и, конечно, Кориэт-Ратленд и Шакспер актер для него два разных человека. Так что в то время Шакспер был не столько актером, сколько театральным мэнеджером и каким-никаким, но все же поэтом. Известно (об этом упоминают все биографы Шекспира), что Фрэнсис, шестой граф Ратленд, заказал для десятой годовщины воцарения короля Иакова импрессу для турнира Бербеджу и Шаксперу. Бербедж нарисовал эмблему, Шакспер сочинил к ней стихи. Получили они за свою работу по двадцать два шиллинга.Что касается баллад, то Роберт Грин в упомянутой книжке «Миллион раскаяний» описывает такую сценку. Ее герой Роберто, университетский умник, сидит под забором и предается горестным размышлениям. К нему подходит нарядный актер, удивляется, что образованный человек впал в такое уныние. И рассказывает о себе, что когда-то писал баллады, но они вышли из моды, и теперь он переиначивает для театра пьесы драматургов. (Тут не могут не прийти на ум слова на памятнике: «Ведь все им написанное оставляет живущее искусство лишь пажом, служившим его уму».) Посему он приглашает впавшего в нищету «умника» сотрудничать с его театром. Шекспироведы до сих пор сомневаются, уж не Шакспер ли это склонил Грина писать пьесы для труппы Бербеджа. К этой книжице приложено письмо со знаменитой цитатой Грина, где впервые – во всяком случае, для потомков – упомянут Шекспир, потрясатель сцены.

ПОЭТ-ОБЕЗЬЯНА И СТИХ НА ПАМЯТНИКЕ

На памятнике никакого намека на соавторство нет. Но это уже начало третьего десятилетия XVII века, в глазах современников псевдоним прочно закреплен за одним участником – великим поэтом.

В Первом Фолио 1616 года Бена Джонсона, вышедшем через четыре года после смерти Ратленда, в цикле «Эпиграммы» (цикл состоит из стихов, написанных до 1612 года)