Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прочитав вместе эти два стихотворения Джонсона – не верится, что они написаны об одной и той же даме. И я не очень верю в искренность оды в память Шекспира. Так или иначе, Джон Драйден, крупнейший английский поэт XVII века и почитатель Шекспира, назвал оду Джонсона издевкой. Так что мы вправе отнести эпиграмму «Поэту-обезьяне» к Шекспиру – лорду Ратленду, тем более что у Джонсона в «Записных книжках» есть фраза: ему что лорд, что не лорд – все равно.
СТИХОТВОРЕНИЕ ДИГГСА 1640 ГОДА
Есть еще одно стихотворение, которое небезынтересно в этой связи вспомнить. Это длинное хвалебное стихотворение Л. Диггса из второго издания сонетов Шекспира 1640 года, где помещен портрет Маршалла – зеркальное отражение гравюры Дрэсаута из Первого Фолио. В нем есть такие строки:
Природа лишь помощницей была,
Перелистай всю книгу, не найдешь
Ни строчки из латыни или греков,
Иль из других языков. Не клюет (nor from others glean) Чужих стихов – здесь плагиата нет.
Эти строки перекликаются и со стихом на памятнике, и со стихотворением Бена Джонсона «Поэту-обезьяне». Шекспир обладал природным талантом и живым умом, говорит Диггс, двоюродный племянник графа Ратленда, и не нуждался в помощи древних и живых поэтов, сочиняя сонеты. А это уже камень в огород Бена Джонсона, который щедро уснащал свои вирши цитатами из древних и европейских авторов в собственном переводе или переводах друзей. Отметим также, что, возражая Бену, Леонард Диггс прибегает к лексическому подхвату. Джонсон в эпиграмме писал: «Сначала клюнул здесь» («Аt first… would pick and glean»). Диггс как бы отвечает: «Не клюет он чужих стихов» («Nor from others gleаn»). И хотя эти стихи разделяет лет тридцать, полемика между поклонниками Шекспира и Бена Джонсона все эти тридцать лет не утихала.
Мы видим, что стих на памятнике вписывается смыслом, элементами сюжета и даже лексикой в группу стихов, посвященных Шекспиру, у них только интонации разные: от хвалебной до иронической и оскорбительной.
ШЕКСПИР ДЛЯ БЕНА. ГРОЗНЫЙ СОПЕРНИК. «ВОЗВРАЩЕНИЕ С ПАРНАСА»
Чтобы лучше понять причины сильнейшей неприязни Бена Джонсона в конце девяностых и в первое десятилетие следующего столетия, опять коснемся отношений Бена Джонсона и Шекспира. Первая пьеса Бэна, которую он сам высоко ценил и которая имела огромный успех, – «Всяк в своем нраве»; написал ее Бен летом 1598 года. Шекспир в это время был уже знаменит комедиями, трагедиями, хрониками, поэмами и сонетами, и многие уже знали, что поэмы и сонеты – сочинительство Ратленда, а пьесы, имевшие похожих предшественниц, – плоды прикосновения его поэтического дара. Для Бена же Ратленд-Шекспир был тогда не столько серьезный, сколько обидный поэтический соперник. Его путь в литературу был преодолением, казалось, непреодолимых преград, а к Ратленду об эту пору судьба была милостива как ни к кому. И Джонсон тяжело завидовал поэту-придворному. Он сам писал и о зависти, и о ненависти в различных предисловиях, послесловиях, внутренних вставках в своих пьесах. Но его неприязнь усилило еще одно событие.
Шекспир, как известно из кембриджской пьесы «Возвращение с Парнаса», авторы которой были хорошо знакомы со студенческим бытом и литературной жизнью Лондона, жестоко его высмеял:
«Кемп…А наш сотоварищ Шекспир заткнул всех их (латинских авторов. – М.Л.) за пояс, да и Бена Джонсона. Этот парень Бен Джонсон язва каких мало. Его Гораций дал всем поэтам рвотные пилюли, но наш сотоварищ (fellow) Шекспир дал ему такое рвотное, так опозорил, что ему и сейчас тошно».
Напомню слова Гамлета, обращенные к Горацио после сцены с Мышеловкой: «Would not this, sir…get me a fellowship in a cry of players?…» Горацио подхватил шутку: «Half a share».– «A whole one», – возражает Гамлет (акт 3, сц. 2). В переводах Полевого, Кронеберга, Лозинского и Пастернака [280] слово «a fellowship» передано неточно. У Лозинского – «Гамлет…Не получил бы места в труппе актеров?», Гораций, смеясь, добавляет уточняющее «с половинным паем», перевод Лозинского почти всегда самый точный. У Пастернака – «Место в актерской труппе… С половинным окладом». Полевой: «…Меня примут в лучшие актеры». Кронеберг: «Разве эта шутка… не доставила бы мне места в труппе актеров?…На половинном жалованье».
«Место в труппе актеров с половинным паем» означает, что Гамлет шутя говорит о том, что его взяли бы в труппу драматургом и дали половину пая. Дословно «to get a fellowship» значит «стать компаньоном» в каком-то деле. В какой роли он был бы компаньоном, ясно из контекста – Гамлет хвалит себя за сочиненную им вставку в монолог первого актера. А в Посвящении несравненным братьям «актеры» называют Шекспира «our friend and fellow».
В конце ушедшего века чувства Джонсона к сопернику граничили с ненавистью. В пьесе «Возвращение с Парнаса» Кемп ссылается на пьесу Джонсона «Поэтастр», изданную летом 1601 года. В ней Бен вывел себя в образе Горация, который дает рвотные пилюли поэтам, чтобы те выплюнули и больше никогда не употребляли умертвляющих поэзию слов.
Слова Кемпа: «Наш сотоварищ Шекспир дал такое рвотное Бену…» – до сих пор не расшифрованы шекспироведами. Они не могут найти это «слабительное» ни в одной шекспировской пьесе. Тогда как раз шла знаменитая война театров, точнее драматургов. Не найдя в пьесах Шекспира ничего, что говорило бы о его участии в этой войне, шескпироведы делают вывод, что он к ней причастен не был. Что, на мой взгляд, маловероятно.
Шекспир действительно жестоко высмеял Бена Джонсона, ответив на комедию Джонсона «Празднество Цинтии» комедией «Двенадцатая ночь». Напыщенный Мальволио, блюститель нравов в комедии, и есть Бен Джонсон, который в жизни почитал себя именно таковым и свои сатирические комедии считал грозным оружием в борьбе с человеческими пороками, унаследованным от античных авторов. Посрамление Мальволио было убийственно – «Оur fellow Shakespeare hath given him a purge that made him beray (disgrace) his credit». Имя «Мальволио» – точный антоним «Good Will», как друзья называли Шекспира.
Этой безжалостной насмешки Джонсон много лет не мог Шекспиру простить. Вот почему среди его эпиграмм, в общем благожелательных, появились стихи издевательские до глумления. Но в конце концов Бен все же не только простил, но и вернул Ратленду любовь и расположение. Это, однако, случилось почти через тридцать лет после нанесенной обиды и под давлением неожиданного для него поворота