что наверняка вызывало раздражение, пожимание плечами. Но гению, отличающемуся и великодушием и простодушием, позволительно все, что другие себе позволить не могут – боятся уронить достоинство. Словом, Ратленд был сам себе закон.

Конечно, отношения Ратленда и Шакспера не были ни в коей мере амикошонством.

Сравните отношение поэта к Бэкону и Шаксперу, как оно изображено в двух произведениях: сонете 26 и комедии «Как вам это понравится» (Сцена Тачстоуна и Уильяма). И вспомните, каковы вообще отношения в пьесах Шекспира между господами и слугами – господа то и дело колотят слуг, хотя к актерам, судя по «Гамлету», Ратленд относился тепло, равно как и двоюродный брат его жены граф Пемброк, который после смерти Бербеджа перестал ходить в театр. Но Шакспер настоящим актером не был, его жизненное призвание – копить деньги, он владел паями «Глобуса», получая проценты, давал деньги в рост, собирал десятину со своих сограждан.

Друзья не корили Ратленда (может, и корили, да мы не знаем, никаких ведь посланий от его друзей не сохранилось), что он якшается со всяким сбродом. Точь-в-точь принц Генри в «Генрихе IV». Знаменательно, что Уорик, успокаивая короля, которого тревожит будущее Англии после его смерти – ведь принц, юности его «прекрасный образ», опутан подлой компанией, говорит:

Товарищей своих он изучает,

Лишь как язык чужой: чтоб овладеть им,

Необходимо заучить порою

И самые нескромные слова.

В дальнейшем, как известно, с отвращеньем

Их избегают [266].

Акт 4, сц. 4

Так или иначе, но Шекспир-Ратленд и Шакспер были, очевидно, знакомы. Да и графство Уорикшир не так далеко от Лейстершира, где на границе с Линкольнширом высится на холме Бельвуар. Так что памятники, созданные одними камнетесами, не случайно имеют сходство, за этим стоит что-то еще. Еретики, сторонники гипотезы «одного Шекспира», в отличие от тех, кто придерживается групповой версии, исследуют отношения именно этой пары – Шакспера и Шекспира. Шекспиром в ней может быть Бэкон, Ратленд, Оксфорд, Марло и еще добрый десяток претендентов.

А принц Генри, будущий Генрих V, как он изображен в первой и второй частях «Генриха IV», не действиями, а характером похож на Ратленда, каким он себя видел или хотел видеть.

РИСУНОК ДАГДЕЙЛА

Списанный сэром Сидни Ли памятник в церкви Св. Троицы существенно отличается от сооруженного изначально. Об этом свидетельствует рисунок, датированный июлем 1634 года, который хранился в Мервейле у знатока Варвикшира Уильяма Дагдейла [267]. По этому рисунку была сделана гравюра для «Древностей Варвикшира» Дагдейла, вышедших в свет в 1656 году. Нынешний скульптурный портрет Шакспера разительно отличается от этой гравюры, имеются в ней и несовпадения с памятником. И вину за это стратфордианцы опять возлагают на художника, слишком-де рассеян, невнимателен. Рисовал, видно, по памяти, ну и допустил неточности. У него и в других рисунках есть ошибки. Неточности неточностям рознь. Можно забыть, что держит в руках херувим, факел или песочные часы, – но перепутать мешок, туго набитый товаром, с подушечкой, украшенной кистями, или не заметить пера с бумагой – нельзя. Сохранились изображения памятника более поздних лет (1709, 1735) – памятник под действием мифа с течением времени заметно менялся.

Стратфордианцы и здесь верны себе. Однажды объяснив несовпадения памятника и гравюры забывчивостью художника, они больше их не касаются или посвящают им туманно уклончивые строки. «Хотя компиляция Дагдейла бесценна, – пишет С. Шенбаум, – гравюра, выполненная Холларом или его помощником Гейвудом с авторского на броска памятника Шекспиру, озадачивает, поскольку ее трудно отождествить со знакомой скульптурой в алтаре Св. Троицы. На иллюстрации в “Древностях” капители колонн украшают головы леопардов, а сидящие по краям карниза фигуры Покоя и Труда чуть с них не падают, причем в руках у первой из фигур вместо факела песочные часы. Поэт расстался с гусиным пером и бумагой и, растопырив локти, вцепился в подушку – уж не символизирует ли она богатство? Его щеки сморщены, а усы безнадежно свисают вдоль крепко сжатых губ. Самодовольный колбасник преобразился в унылого портного» [268]. И немного дальше: «Согласно лучшему и простейшему объяснению эта иллюстрация, подобно другим иллюстрациям в “Древностях”, искажает объект в соответствии с теми вольностями, которые были приняты среди гравировальщиков XVII века. Дагдейла, ставшего впоследствии геральдмейстером ордена Подвязки, более всего интересовали родословные, надписи и т.п. На гравюре геральдические принадлежности герба вычерчены очень тщательно… Памятник в храме Св. Троицы с его не слишком вдохновляющим бюстом достаточно аутентичен». Так аутентичен или нет? – вправе спросить читатель. Это характернейший пример стиля, созданного Шенбаумом для книг о Шекспире: уклончивый, чуть ироничный, набрасывающий тень на плетень. Почему «лучшее и простейшее объяснение»? Какие вольности? Неужели и правда Дагдейла более всего интересовали геральдические подробности? Попробуем и мы дать «лучшее и простейшее объяснение». Стратфордская скульптура изначально была именно такой, как мы ее видим на гравюре в книге Дагдейла. А по мере того, как крепло заблуждение и автором пьес Шекспира все прочнее становился стратфордец Шакспер, памятник все терял и терял черты хмурого хозяина-скопидома, приобретая вид, более или менее соответствующий гусиному перу с листом бумаги и портрету из Первого Фолио. Имеются несколько рисунков памятника, отражающих этапы в восприятии облика Шекспира-Шакспера.

А теперь забудем, как не было, четыре века, что отделяют нас от Шекспира, со всеми мифами, словесной эквилибристикой и просто глупостью, словом, со всем тем, что было наверчено фантазией ученых и дилетантов в попытке связать не связуемое. И перенесемся сначала в Лондон того времени. Наши исследователи мало пишут о культурной жизни Англии, Лондона, университетов и замков, иные из которых были центрами культуры и искусства. В Лондоне Уильям Кэмден (1551-1623), историк, филолог, педагог, автор знаменитой «Британии» и «Дополнений», вместе с учеными друзьями Селденом и Коттоном основали Общество антиквариев. Биографы подробно останавливаются на европейской культуре и науке заката Возрождения и подробно описывают те районы Лондона, где жил Шакспер, не забывают и глухой городишко Стратфорд на Эвоне. Выкинем из головы все теории, гипотезы, догадки, палочку-выручалочку чуда гениальности, явленного в Шекспире. Пусть сила воображения нарисует захолустный городок, где нет газет, журналов, брошюр, книг, нет телевизоров и радио, электричества, автобусов, поездов. Он таки основательно отдален от сердца Англии Лондона, где жизнь тогда кипела, хотя, конечно, по-своему, не так, как сейчас.

Новости, зачастую самые фантастичные, изредка привозят из