Арсен забеспокоился. Поднялся на стременах, стараясь рассмотреть, что происходит на площади, но, кроме пестрой женской одежды, соломенных брылей да мерлушковых шапок, ничего не увидел.

Не раздумывая долго, погнали коней через луг и вскоре по узкой хуторской дорожке выскочили на широкий выгон.

Здесь собралось почти все население Дубовой Балки. Одного взгляда на опечаленных, всхлипывающих женщин, притихших детишек, взволнованных старых мужчин и седых дедов, а особенно вооруженных по-походному казаков было достаточно, чтобы сообразить, что провожают мужчин на войну.

Все обратили внимание на запорожцев. К Арсену тут же пробилась через толпу заплаканная женщина, схватила за стремя. Арсен сдержанно поздоровался.

Она подняла вверх распухшее от слез лицо.

– Арсен, голубчик, скажи ты моему антихристу – может, хоть тебя он послушает! С тех пор как приехал с твоей сестрой, как подменили человека – все за вояку себя выдает! Вместо того чтобы косить и жать, вскочит на коня и мчится в степь. Там саблей рубит бурьяну головы, стреляет из мушкета… Все в казаки лезет… А сегодня – бедная моя головушка! – вместе со всеми собирается в войско… Бросает меня с малыми детьми сиротою несчастною! А-а-а!..

Она прижалась к ноге Арсена и зарыдала.

«Антихрист» стоял в стороне, уныло глядел на жену и на запорожцев. Это был Иваник. На боку у него была сабля, а в руках мушкет. Казацкий жупан складками свисал с его узких плеч, шапка налезала на самые уши, но человечек этого не замечал и лихо подкручивал реденькие усы.

– Зинка, будет тебе! Поплакала – и хватит! Все равно по-моему получится… Знаешь-понимаешь… Как надумал, так и сделаю!.. Турки идут, а я на печи буду сидеть? Эвон чего захотела… Ну нет, я воевать иду! Еще, чего доброго, какого ни на есть завалящего пашу притяну тебе на аркане…

– А чтоб тебя в омут затянуло, ирод проклятый! Ты из меня все жилы вытянул! – Дородная молодица отпустила стремя и накинулась на мужа: – Чтоб я забыла тот день, когда под венец с тобой пошла, бродяга несусветный!..

У Арсена не было времени выслушивать проклятия и плач взволнованной женщины, и он тронул коня. Издали увидел Стешу и Златку, которые, расталкивая людей, бежали к нему.

– Арсен!

Обе мчались рядом, но перед самым конем казака Златка вдруг нерешительно остановилась, а Стеша прижалась к брату. Наклонившись и поцеловав сестру в пылающие щеки, Арсен протянул руки к Златке, словно подбадривая ее. Златка оглянулась вокруг. Сотни глаз смотрели в этот миг на нее. С любопытством следили за каждым ее движением и взглядом.

Видя, что девушка все еще колеблется, Арсен поравнялся с ней. И вдруг, неожиданно для всех и прежде всего для самой Златки, подхватил ее под руки, поднял и посадил перед собою на коня.

– Ой, милый, что ты делаешь? – испуганно шепнула девушка. – Люди же!

– Пусть смотрят! Чтобы знали, что ты моя!.. Тебя здесь не обижали?

– Нет.

– А воевода как себя чувствует?

– Уже поправляется понемногу. Вчера сам по хате прошел.

Они медленно ехали вдоль хутора: впереди Арсен со Златкой и Стешей, державшейся за стремя, а позади, немного отстав, запорожцы.

У самого двора Стеша дернула брата за рукав. Арсен повернулся к ней. В глазах девушки – невысказанный вопрос.

– Что тебе, сестренка? Стеша вспыхнула:

– Арсен, а что я хочу тебя спросить… – начала несмело.

– Говори.

– А где один твой товарищ?

– Какой? – удивился Арсен.

– Ну, такой белокурый… Романом звать…

Арсен внимательно посмотрел на Стешу. Теперь от его взгляда не скрылось замешательство, овладевшее девушкой. Ее щеки пылали алым пламенем. А-а, так вот оно что! Всего и часа оказалось достаточно, чтобы она заприметила и роскошный пшеничный чуб Романа, и его стройную фигуру, и всю его спокойную голубоглазую красу.

При упоминании о донском казаке лицо Арсена помрачнело. Стеша заметила это.

– Погиб? Ранен? – тревожно вскрикнула она.

– Ну, с чего ты взяла? – медлил с ответом Арсен. – Живой он. В Чигирине остался…

– Не захотел сюда ехать с тобой? – В ее голосе зазвучало чувство оскорбленной гордости.

– Да нет же! Его там… важные дела задержали… А тебе зачем? Ты, случаем, не того…

Стеша вдруг отпустила стремя и, не отвечая, побежала открывать ворота. Арсен, глядя на ее стройные ноги, сверкавшие из-под плахты[144], на чудесную русую косу, грустно улыбнулся. Разговор напомнил ему об опасности, в которой оказался его товарищ, о том, что задерживаться в Дубовой Балке он не имеет права.

Запорожцы въехали во двор. На крик Стеши первым из хаты выскочил Яцько. За ним выбежала мать. Наконец, поддерживаемый под руки Якубом и дедом Оноприем, вышел на крыльцо воевода Младен.

Арсен переходил из объятий в объятия. Спыхальский тоже, на правах старого знакомого, здороваясь, целовался со всеми, наполняя двор своим могучим голосом. Метелица, Секач и Товкач степенно отвешивали традиционные запорожские поклоны.

Мать сразу начала собирать на стол. Ей помогали Стеша и Златка. Мужчины сидели во дворе на бревне, вели оживленную беседу. Каждому было о чем рассказать и порасспросить друг друга. А пан Спыхальский успевал всюду: помогал женщинам носить еду, кувшины с вишневкой и сливянкой и подбрасывал в общую беседу свои неожиданные смешные словечки.

Когда все уселись за стол, пан Мартын прищелкивал от удовольствия языком, пробуя вкусные напитки и не менее вкусные блюда. Ему нравилось все: и наваристый борщ со свежей зеленью, и пшеничные пампушки с салом и чесноком, и гречневые блины со сметаной, и коржики с маком и медом…

– О, какая это роскошь, панове! – басил он, запихивая в рот пышный гречаник, на котором густая холодная сметана белела как снег. А запивая еду ароматной сливянкой, жмурил от восхищения глаза, чмокал губами и мурлыкал, словно кот: – М-м-м! Сколько на свете живу, ничего лучшего не пил!

– Не спеши, пан Мартын, хвалить, – сказал дед Оноприй, вставая из-за стола. – Есть в нашем краю вещи и получше!

Он направился к погребу и вскоре вернулся с большим деревянным жбаном, наполненным по самый край золотистым напитком. Налил пану Мартыну полную кружку.

Спыхальский вдохнул резковатый, но приятный запах напитка и немного отхлебнул. Лицо его расплылось в блаженной улыбке, глаза закатились под лоб.

– О пан Езус, какое великолепие! – И, не отрываясь, осушил кружку до дна. – Что это, пан Оноприй?

– Мед, пан Мартын… Вареный мед.

– О, так это же райский напиток! Налей-ка, пан Оноприй, еще едну кружку, – и лукаво улыбнулся, – а то я не успел как следует распробовать!