После обеда, который, пожалуй, следовало бы назвать ужином, ибо затянулся он до сумерек, запорожцы со Спыхальским побрели к риге, спать на сене, а Арсен еще долго разговаривал с родными, с Младеном, Якубом и Златкой.

– Значит, опять война, Арсен? – спросил воевода. – Сегодня прискакал гонец – всех, кто владеет оружием, призывал в войско.

– Вскоре ожидаем Кара-Мустафу.

– С ним, наверное, появится и Гамид. Жаль, я еще не могу сесть на коня. А то сумел бы разыскать его среди турецкого войска!

– Вам рано, воевода, об этом думать… А если Бог поможет, то и я его найду! А там уж ведомо, что с ним делать!

– Должно быть, и Ненко прибудет на Украину, – вставил Якуб. – Не поехать ли и мне под Чигирин?

– Нет-нет, – горячо возразил Арсен, – тебе, Якуб, надо оставаться в Дубовой Балке… Кто же тогда вылечит воеводу?.. К тому же и я с товарищами надеюсь в случае ранения воспользоваться твоими услугами. Все мы ходим под Богом, и если что случится с кем, приползет на хутор, как зверь к родной берлоге.

– Арсен правильно говорит, – согласился Младен. – Нам с тобою, Якуб, еще рано выбираться из Дубовой Балки… Но как только я твердо стану на ноги, поеду в Болгарию. Верю: не все мои соколы погибли! Хоть кто-нибудь да остался в живых – мы снова поднимем людей против османов! Вновь воспрянет Планина, зашумят горные потоки, всколыхнется вся болгарская земля! Пусть поначалу мало нас будет, но мы отогреем сердца болгар сиянием надежды, пробудим в них уснувшие силы и стремление к свободе!

Хотя Младен был истощенный, худой и почти весь седой, сейчас он выглядел значительно лучше, чем в пути через Валахию, Молдову и Правобережную Украину. А темные глаза, когда зашла речь о борьбе с османами, заискрились неугасимым огнем и молодецкой силой. Арсен невольно залюбовался старым воеводой, его высоким открытым лбом, серебристым чубом, который он откидывал назад привычным жестом, залюбовался всем его мужественным и гордым обликом.

Спать легли поздно вечером.

Арсен не мог заснуть. Тихо, чтобы не разбудить товарищей, встал со свежего лугового сена, открыл плетенные из лозы двери и вышел из риги.

Ночь была теплая, лунная. Прямо перед двором чернел на горе дремлющий лес, а где-то за ригой, в пойме Сулы, завели свой концерт неутомимые лягушки. Их глухое – на тысячу ладов – кваканье заполняло всю долину, в которой раскинулся хутор, и эхом отдавалось в древнем лесу.

Арсен перешел двор и остановился у крыльца. Здесь его словно ждали. Скрипнула в сенях дверь – из тьмы возникла маленькая белая фигурка.

– Златка!

Девушка вспорхнула с крыльца, как птичка. Сложив на груди тонкие белые руки, молча остановилась перед казаком. Арсен нежно обнял ее, чувствуя, как от волнения у него перехватило дыхание.

– Златка!

– Как я ждала тебя, Арсен!

– Я тоже, милая, так ждал этого часа!

– Но завтра ты уже уедешь?

– Должен, любимая. Надвигается война.

– Я опять буду ждать тебя.

Он крепко пожал ее руки, еще крепче прижал к себе и медленно повел со двора. На улице они свернули направо и не спеша пошли по холодному спорышу[145] навстречу луне.

Запорожцы въехали в Чигирин по Черкасскому шляху через Калиновый мост.

Как изменился город за эти дни! Тысячи московских стрельцов и украинских казаков-сердюков наводнили улицы и майданы. На валах кипит работа: чинят палисад, складывают штабелями заготовленные мешки с землей для заделки проломов в стене, устанавливают пушки. К мосту спешат с домашним скарбом горожане – те, кто не может с оружием в руках защищать город, они торопятся за Днепр. Мчатся на конях гонцы. Доносятся приказы и распоряжения старшин, частенько подкрепленные крепким словцом. Под огромными закопченными котлами пылают смолистые дрова, привезенные из Черного леса, – кашевары готовят обед. Шум, гам, крики. Но на всем лежит печать тревоги и беспокойства. В этом шуме и гомоне почти не слышно веселых возгласов и смеха.

Чигирин очень хорошо помнит прошлогоднюю осаду, а потому серьезно и тревожно готовится к новой.

Гриву запорожцы нашли среди сердюков полковника Коровки. Вместе с другими воинами он работал на валу, забивая в земляную стену крепкие дубовые колья. Высокий, молчаливый, в синем одеянии сердюка, он с натугой поднимал тяжелую дубовую бабу и с ожесточением опускал ее вниз. Увидев друзей, неторопливо вытер потный лоб и медленно спустился к ним.

– Ну, что нового? Где Кузьма Рожков? – спросил Арсен, пожимая руку казаку. – Роман все еще в темнице?

– А где ж ему быть? Не так просто стережет его Трауэрнихт, чтобы нам было легко освободить!

– В том же погребе?

– В том самом. У дверей все время стоят двое часовых.

– Вы не пробовали с ними поговорить?

– Ничего не выходит. В разговор нипочем не вступают.

– Ну и черт с ними! Значит, надо подкупить!

– Я же говорю: такие псы цепные, ни слова не отвечают! Как тут подкупишь?

– Романа никуда не выводили? Не допрашивали?

– Не знаю. Не могу же я сидеть там целый день. Чтобы из Чигирина не выгнали, пришлось в сердюцкий полк записаться. Хорошо еще, что знакомые там нашлись – помогли. Зато теперь приказы исполнять надо и отлучиться трудно.

– Не много же вам удалось сделать, – разочарованно произнес Арсен. – Где же нам найти Рожкова? Может, он что-нибудь придумал?

Грива обиженно пожал плечами.

– Рожков знает то же, что и я… Да вот и он!

Кузьма Рожков издали заметил всадников и узнал в них запорожцев. Приветливо улыбаясь, он спешил к ним. Подав всем руку и заметив, что Грива насупился больше, чем обычно, Рожков сразу понял причину.

– Что, брат Грива, перепало уже?

– Перепало, – хмуро ответил тот. – Арсен думает, что нам здесь легко было.

– Я этого не думаю, – возразил Арсен раздраженно. – Но могли же вы за это время хоть придумать что-нибудь!

– Не надо торопиться, – сказал Рожков. – Поспешишь – людей насмешишь! Пока Роман в Чигирине, до тех пор он вроде в безопасности. Я просил полковника Гордона, и он разговаривал с Трауэрнихтом. Немец освободить своего крепостного отказывается, но и пытать не будет: боится шотландца.

– Он в любой день может вывезти его отсюда, и тогда – ищи ветра в поле! Где-нибудь незаметно замучит – даже не узнаем…

– Ну что ж делать-то, головой стену не прошибешь…

Арсен с досадой стукнул рукоятью сабли.

– Эх, черт! Я думал, вы сообразительнее… Не можем же мы сидеть здесь несколько дней! Должны немедленно мчаться в Сечь! Нужно, не откладывая, сегодня же выручить Романа, хотя бы и пришлось пустить в ход сабли!