– Это можно сделать не раньше вечера, – сказал стрелец. – Днем нечего и думать об этом. Нас схватят, как куропаток. И сами погибнем, и Роману не поможем.

Неожиданно из замка ударила пушка. Выстрел был такой сильный и неожиданный, что всех взяла оторопь. За первым выстрелом последовал залп из всех пушек. Содрогнулась земля. В ушах зазвенело. Кони тревожно заржали, затоптались, приседая на задние ноги.

– О Господи, что случилось?

– Ту-у-рки-и! Ту-у-рки-и! – донесся из башни чей-то зычный голос. – Закрывай ворота-а!..

Запорожцы выскочили на вал. Отсюда видны были все подходы к городу с юга, востока и запада. Арсен окинул быстрым взглядом местность и сжал зубы.

Вдали по всему полю надвигалась темная туча. Широкие лавы конных отрядов, вздымая пыль, катились к Чигирину. От Субботова по-над Тясмином шли янычары.

– Ну вот, началось! – сказал Метелица.

– Да, началось. Скоро они будут уже под стенами города. И чтобы не оказаться в осаде, мы должны немедленно бежать отсюда, – произнес Арсен, пожалев, что заезжал в Дубовую Балку. Теперь не хватало как раз одного дня, чтобы вызволить Романа. – Что будем делать, братья?..

– Как – что? Надо ехать в Запорожье! – высказал общую мысль Метелица.

Арсен и сам понимал, что оставаться в осажденном городе он не может, не имеет права. Письма гетмана и воеводы Ромодановского обязывают его немедленно мчаться в Сечь. Но нельзя и Романа бросить на произвол судьбы. Где же выход?

– Друзья, – обратился он к Рожкову и Гриве, – не гневайтесь на меня. Вижу, что теперь только вы сможете помочь Роману… Вот деньги – расходуйте их по своему разумению!.. А я постараюсь поскорее вернуться. И даже если Чигирин будет обложен со всех сторон, я все равно найду возможность пробраться сюда, к вам! Прощайте! Удачи вам во всем!

Запорожцы вскочили на коней и помчались к Крымским воротам, надеясь успеть проскочить между наступающими турецкими войсками и Тясмином в направлении на Павлыш.

Необычное известие молнией облетело все курени[146]: в Сечь прибыли послы турецкого султана.

– Такого еще не бывало! – воскликнул ошеломленный Метелица. – Чего им тут нужно, нехристям? А-а? Пойдемте-ка, хлопцы, посмотрим на них поближе. Может, кто из них узнает Метелицу да почешет старый шрам! Да, многим из них я навсегда оставил метки своею саблей! Пошли!

Весь курень высыпал во двор. Каждому было интересно увидеть живых турок вблизи: и тем, кто никогда их не видел, и тем, кто не раз встречал их с оружием в руках в поле или на море. Только Звенигора и Спыхальский не торопились – шли степенно, медленно приближаясь к пестрой толпе на майдане.

Через головы запорожцев они видели уже белые тюрбаны спахиев. Турок было немного, – они стояли молча, сгрудившись тесной кучкой, и напряженно, с опаской глядели на запорожцев и их крепость, слава о которой разнеслась далеко по всему свету. Между турками и запорожцами образовалась узкая полоса свободного пространства. На ней стояли рослые молодцы из личной стражи кошевого.

Несмотря на необычность положения, запорожцы вели себя сдержанно, спокойно. Толпа все время колыхалась, глухо шумела, но не было слышно ни выкриков, ни ругани, ни смеха.

Раздвигая плечом запорожцев, Спыхальский пробрался вперед. За ним протиснулся и Арсен. Теперь с расстояния десятка шагов они могли спокойно наблюдать невиданное зрелище: турки в Сечи! Не пленные и не купцы, а воины, с саблями, пистолетами и янычарками! На это стоило посмотреть… Да и интересно, с чем они прибыли сюда!

Вдруг Арсена как огнем опалило: среди посланцев султана он узнал Гамида!

– Пан Мартын, гляди! Или я сплю, или мне наяву мерещится? Гамид!

Спыхальский оторопел; казалось, что ему вдруг стало нечем дышать.

– Пся крев! Холера ясная! Это и вправду он, Гамид! – загремел поляк. – Черт меня побери, если я ошибаюсь!.. Вот где мы с ним встретились, стонадцать дзяблов ему в глотку! – И крикнул изо всех сил: – Эй, Гамид!

Турки заволновались, о чем-то быстро заговорили, а Гамид, узнав Спыхальского, а потом и Звенигору, побледнел и невольно вскинул руку, как бы заслоняясь от удара.

Арсен рванулся вперед, оттолкнул часового и в один миг очутился перед Гамидом. Спахия вскрикнул от испуга. Арсен же усмехнулся:

– Вот где довелось встретиться, Гамид-ага! Недаром говорится: только гора с горой не сходятся… Как живется-можется, ага? Салям!

– Салям, – растерянно пробормотал Гамид.

– Что привело тебя сюда, ага?

– Дела.

– И ты не побоялся ехать в Сечь, зная, что я жив?

– Я посол султана – лицо неприкосновенное, – торопливо ответил Гамид, почуяв в словах казака угрозу.

Запорожцы притихли, вслушиваясь в чужую речь. Турки тоже молчали – ведь никто из них не знал, какие кровавые отношения связывали этих двух людей. Только Спыхальский, напряженно сопя за плечами Арсена, допытывался: «Что он сказал, Арсен?» Но тот не отвечал ему, неотрывно смотрел в лицо Гамиду, бросал ему гневные слова.

– Я тоже был послом нашего кошевого, и ага знает, кем я стал в Аксу и какие невзгоды перенес, пока добрался домой… Но пусть ага не боится: мы здесь, в Запорожье, послов уважаем. И пока ага в Сечи, я его и пальцем не трону. Но в степи… – Арсен выдержал паузу, которая была красноречивее слов. – Но в степи, если пошлет такую встречу Аллах, мы скрестим сабли!

– Я тоже приехал в ваши степи не для того, чтобы избегать опасности, – напыжился Гамид, поняв, что сейчас Звенигора ему не страшен.

– А не хотелось бы тебе, Гамид-ага, узнать, что стало с воеводой Младеном, Златкой и Якубом? – переменил тему разговора Арсен.

– Конечно. Хотя о Младене и без тебя догадываюсь: он погиб! – со злобой выкрикнул спахия.

– Ошибаешься, ага. Все они живы и здоровы. И не теряют надежды расквитаться с тобой за все твои злодейства!

– Вот как?! Вы все вместе и порознь уже не раз пытались сжить меня со света, но Аллах бережет своего верного сына…

– А где сейчас Ненко, ага? – Арсен умышленно не назвал его Сафар-беем, чтобы спутники Гамида не поняли, о ком идет речь. – Что с ним?

– Он в войске падишаха. Где же ему еще быть? Жив, здоров и рвется бить гяуров!

– Не откажи, ага, в любезности, передай Ненко привет, скажи, что мы все тоже живы, здоровы и помним его.

В ответ Гамид пробурчал что-то невнятное. Но в это время толпа заколыхалась, расступаясь, – от войсковой канцелярии шли два куренных атамана и казначей. Увидев Звенигору, казначей поманил его пальцем к себе и сказал: