— Нет, — ответил он, в голосе чувствовался смех. — Я имнашел и другое применение.

Мрак оглянулся на Медею. Та услышала или догадалась,опустила взор, на нежных щеках вспыхнул румянец. Она пополнела еще, и чтобы ееобхватить, от смельчака в самом деле требовались очень длинные руки.

Прошло еще три дня. Однажды заскрипели ворота, во дворвъехал всадник на рослом тонконогом коне. С середины двора закричал громко:

— Великий царь Додон изволит звать боярыню Медею, воеводуГонту и воителя Мрака на великий пир!

Мрак встрепенулся, а Гонта, что не отходил от него,поморщился:

— Дурак дураком, а на сей раз придумано хитрее. Мол, когдапередали приглашение по-людски, то нам отказаться проще. А так, когда сразувсей челяди стало известно, то отказом вроде бы обидим доброго царя. Да толькозазря усе! Все одно не поедем. Срубленные головы взад не прилепишь.

Медея сказала язвительно:

— Зачем тебе голова? Не на чем уши носить? А больше ни кчему.

— Ты готова ехать? — отпарировал Гонта еще язвительнее.

— Нет, но только чтобы не радовать Додона и Кажана, —отрезала Медея. — А гонца отправим обратно со словами, что...

—... здесь дурных нет, все переженились, — вставил Гонта.

Медея метнула яростный взгляд, продолжила ледяным голосом:

— Со словами, что людям, у которых головы на плечах, нечегоделать в стране безголовых.

— А безголовые потому, — подхватил Гонта, — что подражаютсвоему царю и его боярам.

Гонец смотрел то на одного, то на другого. Молвил наконец враздумье:

— Царю это не понравится.

— А я не монета, — ответил Гонта дерзко и посмотрел наМедею, — чтобы всем нравиться.

Гонец вздохнул:

— Добро, что у нас не казнят за плохие вести, как у вас тут,у диких людев. Правда, и шубой с царского плеча не жалуют. Все передам вточности, не сумлевайтесь. У меня работа такая.

Ховрах поинтересовался, просто выпороть такогонаглеца-гонца, или еще и крапивы насовать в портки, и так посадить на коня.

Мрак поднял на него покрасневшие глаза:

— Я поеду.

Гонта изумился:

— Ты хоть представляешь, что тебя ждет?

— От судьбы не уйдешь, — ответил Мрак сумрачно. — Что народу написано, того и на коне не объедешь. Это у кошки девять жизней, а у волкатолько одна. Да и та коротка.

— Тем более! Что говорится насчет зеницы ока?

— От всего не убережешься.

— Но пусть мои враги умрут сегодня, — ухмыльнулся Гонта, — ая завтра!

— Пусть, — согласился Мрак. — Вели готовить коней на завтра.

— Твой конь на пастбище... Туда два дня ходу. Или тебе датьдругого?

— Нет, — ответил Мрак досадливо. Конечно же, Гонта будетзатягивать отъезд, в ожидании, что разум возьмет верх. Но когда это разум бралверх? Тогда богом стал бы Олег, а не Таргитай. — Пошли ребят за конем сейчасже.

— Сделаю, — согласился Гонта. Он посмотрел в окно. — Ужетемнеет, а завтра сразу с утра! Одна нога здесь, другая — там. А третья сноваздесь.

Задул северный ветер. Все года именно он в это время годанагонял тяжелые снеговые тучи с севера, а те обрушивали наземь столько снега,то наутро не всякий мог отворить дверь.

Походная колдунья Медеи, старая иссохшая ведьма, ссочувствием сказала Мраку:

— Лучше бы ты оставался в своем сладком сне, сердешный.

— А что, бабушка?

— Еще четыре дня тебе посветит солнце, — сказала ведьма.

Мрак посмотрел вверх. Тучи затянули небо с запада на восток,не оставив щелочки. И по тому как медленно ползли, чугунно тяжеловесные, былоясно, что небо очистится не скоро.

— Гм... Тогда я проживу дольше, чем думал.

Ведьма сказала сварливо:

— Это так говорится. Солнце все равно светит, дурень. Дажетебе и даже сквозь тучи. Ничего-то ты не знаешь! В Книге Судеб, где записаныдаже жизни богов, гор, рек и всей земли нашей, есть и твое имя, как имя всякживущей твари... Никто изменить или подправить свою судьбу не властен, нопосвященные в тайны, это я о себе, могут проникнуть внутренним взором сквозьтолщу земли и узреть эти дивные огненные строки!

Мрак сказал угрюмо:

— Бабка, я все знаю. Всяк, кому через неделю лечь поддерновое одеяльце, проживет те дни по-своему. Один — в плаче к богам, другой —в загуле, третий поспешит набить морду обидчикам, четвертый... А я — пятый.

— Хочешь умереть с оружием в руках? — спросила ведьмапонимающе.

— Дело не в том.

— Почему? Для мужчин это очень важно.

Мрак покачал головой:

— Для меня важнее... даже не знаю, что важнее. Чувствую акипес, но сказать не могу. Только пасть зря разеваю. Я ж из Леса, грамоте необучен. Прости, бабка, но ежели четыре дня осталось, то устройство ли мира мнеобсуждать?

Ведьма непонимающе смотрела в удаляющуюся спину человека,которому жить так мало. Мужчин понять трудно. Слишком разные. Когда миромправили женщины, было все проще. И мир стоял в спокойствии, никуда не рыпался.

Жаркое нетерпение съедало его, он велел оседлать любого коняи подвести к крыльцу. Надо успеть доскакать до Куявии, увидеть Светлану иумереть у ее ног!

Земля покрылась плотными сумерками. Небо стало темным,фиолетовым до черноты, но впереди между небом и землей текла широкая река изогня и горящего металла. О темный берег неба плескали багрово красные волны,уже остывающие, затем переходили в пурпур, а посредине полыхала оранжевая река,горящая, из злого легкого огня, раскаленная, дальше снова был пурпур, за нимтемнобагровое небо, что тяжело наваливалось на мрачную землю.

Гонта стоял на крыльце, багровые отблески плясали и на еголице.

— Кровь, — сказал он благоговейным шепотом. — Кровь боговзалила полнеба!

— Приметы пророчат кровавую бойню и на земле, — сказалХоврах.

Страшно и трепетно было видеть это буйство огня. На мирложились черные сумерки, темнело небо. На земле уже стало черно, но огненныйзакат зиял как огромная кровавая рана.

— В той стороне — Куявия, — сказал Гонта многозначительно.

Он сошел по ступенькам, припал ухом к земле. Сверху оннапоминал распластанную в пыли лягушку. Мрак наконец бросил с нетерпением: